Конец Большого Юлиуса - Татьяна Григорьевна Сытина

погуляв еще недельки две, он бы нам еще кое-что раскрыл! А так что ж мы выиграли? Одну точку на Большом Афанасьевском? Маловато! Теперь, конечно, ничего не поделаешь, придется начинать открытое следствие. И, главное, Робертса с поличным не поймали! Хоть и есть доказательства, а они — мастера отпираться, их надо за руку! Слушайте, Герасим Николаевич, на кой черт его понесло к объекту тридцать четыре?

— Сам гадаю! — с досадой проворчал Смирнов. — Вообще говоря, они этой точкой давно интересуются, есть такие данные…

— Значит, что ж получается?.. Отказались от диверсии в лаборатории Пономарева? — соображал вслух генерал. — Решили использовать Горелла на отдельных поручениях?

— Выходит так! — согласился Смирнов, пожимая плечами. — Если, конечно, доверяться ситуации…

— Да вот, понимаете, ситуация у нас с вами какая-то создалась… лохматая, раздерганная! — возразил генерал. — Мне, Герасим Николаевич, не нравится весь ход последних событий. Что-то мы путаем или пропускаем, это несомненно!..

— Возможно и так! — виновато согласился Смирнов. — Ну, что ж, скоро сам герой прибудет, побеседуем…

Горелла в отдел доставил лично начальник охраны объекта тридцать четыре и с горделивой снисходительностью победителя передал с рук на руки Берестову.

— Поторопились маленько, товарищ майор! — с обидой сказал Берестов. — Спутали нам кое-что!

— Я в эти тонкости ваши не вникаю! — усмехнулся начальник охраны. — Мне сказано, врага к объекту не допускать, и я не допускаю! А ваше дело мудрить, так вы сами и мудрите!

— Это безусловно! — неохотно согласился Берестов. — Это так! Нет, вы, конечно, показали себя на всей высоте! Поздравляю, товарищ майор!

— Сочувствую! — отчетливо произнес майор и, прощаясь, лихо, по-кавалерийски стукнул каблуками.

— Прибыл! — доложил Берестов полковнику.

— Как держится? — спросил Смирнов.

— Нормально — нахально! — сумрачно ответил Берестов.

— Что обнаружено при обыске?

Берестов разложил на столе перед полковником документы на имя Морозова Игната Леопольдовича и среди них военный билет на имя Клебанова Константина Ивановича. Смирнов перелистал военный билет, отбросил его и принялся рассматривать микрофотоаппаратуру, заключенную в зажигалку.

И вот Смирнов и Горелл впервые встречаются. Они сидят друг против друга. Плечи у Горелла опущены, запавшие глаза полузакрыты. Тонкая коричневая кожица на веках чуть вздрагивает.

— Здравствуйте, Константин Иванович! — говорит Смирнов, разглядывая осунувшееся, похудевшее от скитаний и бессонницы лицо Горелла. У Смирнова накопился порядочный запас фотографий Горелла, и он теперь видит, как солоно пришлось чужаку волчьей породы на советской земле!

— Пора бы вам назвать свое настоящее имя! — предлагает Смирнов.

Горелл молчит.

Около получаса Смирнов пробует растолковать Гореллу, что молчание и запирательство сейчас для него бессмысленно. Но время идет, а Горелл все так же тяжело и обреченно молчит..

Дежурный уводит арестованного.

На столе Смирнова звонит телефон.

— Товарищ полковник! — говорит в трубку дежурный по приемной. — Здесь пришла одна гражданка с заявлением. Насколько я могу судить — ваш вопрос.

— Выпишите ей пропуск и проводите к нам! — говорит Смирнов, все еще мысленно анализируя молчание Горелла. Чем оно вызвано? Ведь ему невыгодно сейчас молчать!

Смирнов отпустил стенографистку и направился к генералу, чтобы доложить о первой, неудачной беседе с Гореллом.

Когда он вернулся, посетительница уже сидела в кресле. Еще с порога Смирнов заметил, что она очень юна, почти подросток. Поза ее до смешного напоминала пациентку в кресле зубного врача — она изо всех сил сжимала ладонями ручки кресла и напряженно и высоко вскинула голову.

Когда Смирнов подошел ближе, его поразило лицо девушки. В нем все было неправильно, все пропорции сдвинулись. Глаза — слишком велики, с косым, миндалевидным разрезом и редкого коричневого оттенка. Таким бы глазам подошел тонкий гордый нос с крупными подвижными ноздрями, но у девушки нос был толстым и откровенно вздернутым. Нижняя часть лица казалась несколько тяжеловатой, но, разглядев девушку внимательнее, Смирнов понял, что это впечатление создает нижняя губа, крупная, полная, словно перерезанная посредине глубокой чертой. Верхняя губа была короче и тоньше. На правой ноздре темнела круглая родинка, и точно такая же виднелась на левой брови, почти у переносицы. А все в целом было на редкость привлекательно.

Заметив напряженную позу девушки, Смирнов невольно улыбнулся и сказал:

— Долго вы так не просидите! Устраивайтесь удобнее!

Девушка нахмурилась и не пошевельнулась,

— Вот что, — сказал Смирнов, закуривая, — так у нас с вами дело не пойдет, гражданка… — Он взглянул на фамилию, указанную в пропуске, — гражданка Прейс! Мы вас не звали. Вы пришли по доброй воле. Повидимому, вам надо посоветоваться с нами в каком-то трудном вопросе. Так?

Девушка молча наклонила голову. Пальцы ее резко теребили ремень сумочки.

— И позвольте вам заметить, — сказал Смирнов, — что вы напрасно любуетесь своим героизмом. Честность — это норма поведения советского человека!

Девушка взглянула на Смирнова, нижняя, яркая губа ее дрогнула, и неожиданно она слабо улыбнулась. Зубы у нее были крупные и чуть-чуть неправильные, с голубоватым отливом.

— Рад, что вы это понимаете! — улыбнулся в ответ Смирнов. — И стыдно трусить! Да, именно стыдно! Зачем вы допускаете, чтоб вами владел мелкий, обывательский страх?

— Я читала и слышала о преступлениях. Берии, — сказала она, нерешительно глядя исподлобья на полковника. — Такие вещи нескоро забываются. Поэтому вы не должны строго судить, если я пришла к вам не с легким сердцем.

— Нет, извините! — сказал Смирнов и раскурил угасшую папиросу. — Я строго сужу. Ведь все это простые вопросы, в которых надо бы вам разобраться! И до Берии находились враги, пытавшиеся пробраться к сердцу страны через аппарат. В Германии до войны это удалось фашистам, так возник Гитлер. А вот у нас — и до и после войны — не выходит! Изо всех сил пробовали всякие негодяи, в том числе и Берия, но не получилось. Вам никогда не приходило в голову почему?

— Раньше нет, сейчас я об этом подумала! — сказала девушка и снова слабо улыбнулась. — Там, где много честных, хороших людей, горсточка мерзавцев не может победить… Да?

— У нас, в органах, люди обыкновенные! — ответил Смирнов. — Такие же, как во всей стране. Только спрашивают с нас больше, вот и вся разница. А теперь давайте говорить о вашем деле. О чем вы хотели посоветоваться?

— Сейчас я вам все расскажу! — сказала девушка облегченно. — Я давно хотела прийти, но меня останавливали все те вещи, о которых вы сказали и о которых я не умела думать…

— Не считали себя обязанной думать! — поправил Смирнов. — Уменья на это много не надо! Так я вас слушаю! Зовут меня Герасим Николаевич!

— А меня — Кира… — сказала девушка, закусила губу, и в глазах ее, только что ясных и спокойных, из глубины взгляда поднялось нечто, насторожившее Смирнова. Так смотрят люди, притерпевшиеся