Запретная любовь. Forbidden Love - Рафаэль Абрамович Гругман

из страны Госдепартамент вряд ли захочет возвращаться к твоему делу. Попробовать ты можешь. Попытка не возбраняется. Если хочешь, я могу подготовить от твоего имени ходатайство. – Он подумал и смилостивился. – Рассчитаешься, когда разбогатеешь.

Я замялся и, скрепя сердце, пробормотал.

– Спасибо, я подумаю над твоим предложением. Можно ли перед высылкой Лизы поговорить с ней?

– Я выясню.

– Спасибо. Я никогда этого не забуду.

Энтони выполнил обещание. Через день нас соединили. Лиза выглядела хуже, чем во время последней видеосвязи. Печальные глаза, измождённый вид, голос грустный. В отличие от прошлого разговора, она сдержалась, и подавила накатившиеся на глаза слёзы.

– Я виделась с Ханной. Мама говорила, что она переболела ветрянкой и корью. Сейчас всё уже позади. Она пошла в школу.

– Её привели на свидание?

– Нет, как с тобой, по видеосвязи. Я не хотела, чтобы её приводили в тюрьму. Она спрашивала, почему я не живу с ней; я ответила, что болею и нахожусь в госпитале. Затем всю ночь проплакала.

– Будем надеяться на лучшее, – прошептал, осознавая, что нет слов, способных её утешить. Чувствуя, что этого недостаточно, солгал: «я буду тебя ждать», – ругая себя за неискренность, и не веря, что действительно смогу прождать десять лет. Но случаются ситуации, когда приходится лгать, и ложь во спасение дарит надежду, придаёт силы и творит чудеса.

Лиза стиснула зубы и проглотила слезу, понимая цену слов и обещаний, сказанных перед долгой разлукой, – жизненные обстоятельства обесценивают любые клятвы.

– Завтра утром я вылетаю спецрейсом с космодрома на мысе Канаверал. Не знаю, увижусь ли когда-нибудь с Ханной. Адвокат сказала, что у губернатора Гринлунии есть право за примерное поведение через два года разрешить двухнедельный отпуск для поездки в Нью-Йорк. Но эти два года ведь ещё надо прожить.

– Может, за примерное поведение тебе уменьшат срок ссылки? – неуверенно предположил я, выискивая что-либо, что облегчит жить в изгнании.

– Не хочу думать об этом. Впереди десять лет. Я буду старая и некрасивая. А ты сможешь через два года на две недели приехать в Нью-Йорк? – неожиданно спросила она. В её голосе сверкнула мольба.

– Если позволят. Хотя… Никому не дано предугадать будущее даже на день вперёд, не то, что на два года.

Лиза обречённо вздохнула и печально скривила губы, и, осознав свою оплошность, я спешно исправился:

– Я переговорю с Энтони. Возможно, он найдёт лазейку в законодательстве, позволяющую мне приехать.

– Хорошо бы, – молвила мечтательно Лиза.

– Он предложил мне подать прошение о временном переезде на Луну.

– Правда?! – обрадовалась Лиза. – Было бы здорово! Ты приедешь?! – в голосе зазвучала сложная гамма чувств: просьба, надежда, мольба…

– Подам ходатайство, – твёрдо пообещал я, – дальнейшее, зависит не от меня.

Часы на мониторе, отсчитывающие время, отведенное для прощания, неумолимо приближались к цифре ноль, сгенерировав звуковое подтверждение: «Осталось двадцать секунд».

– До свидания! Я люблю тебя! – прокричала Лиза, не сдерживая чувств.

– Я тоже!

– Приезжай!

– Постараюсь!

«Осталось десять секунд», – неумолимо отсчитал голос.

– Когда устроишься, сообщи электронный адрес!

– Обязательно!

– Счастливого пути! Не волнуйся!

– Спасибо, по…

Холодно щёлкнуло: «Время истекло».

Экран погас, проглотив последнее слово, как обычно, самое важное, приберегаемое под конец, и которое всегда остаётся невысказанным, за что коришь себя всю оставшуюся жизнь. Сколько возможностей упущено за годы совместной жизни, сколько шансов предоставлено, чтобы быть щедрым на ласку, добрым на слово, умным на прощение, внимательным к мелочам – собственные ошибки начинаешь осознавать, когда пустеет вокруг тебя Земля.

…На следующий день телевизионные каналы прервали передачи для экстренного выпуска новостей с космодрома на мысе Канаверал.

«Через сорок секунд после старта космического корабля „Аргонавт“ ракета-носитель разорвалась в воздухе. Все, находившиеся на борту – двести пассажиров и пятнадцать членов экипажа погибли. Фрагменты космического корабля в радиусе сорока миль разбросаны по акватории Атлантического океана…»

Я в это время находился в лингвистическом учебном центре. В перерыве между классами, в многократно прокручиваемом репортаже, увидел кадры трагедии. Очередь на посадку, в которой безуспешно пытался разглядеть Лизино лицо, старт космического корабля, и – яркая вспышка, после которой ракета рассыпалась сотнями брызг. Зрители оцепенели, потрясённые катастрофой. Воцарилось зловещее молчание. Последнее, что я запомнил: траурный голос диктора, гробовую тишину в зале, и резкую боль в груди, после которой в беспамятстве повалился на пол. «Скорая помощь», вызванная сотрудниками учебного центра, отвезла меня в госпиталь. Врачи установили диагноз – закупорка сосудов, обширный инфаркт, осложнённый проблемами, о которых ранее не догадывался. Всё плохое случается обычно внезапно. Удар наносится исподтишка.

Глава XXIV

Каролина

Операция на сердце. Реабилитационный период. После выписки из госпиталя офис социального страхования предоставил помощницу на восемь часов в день, пять дней в неделю, русоволосую польку. В её обязанности входила покупка продуктов, приготовление еды, уборка квартиры, сопровождение на прогулках и визитах к врачу.

Каролина, так звали помощницу, на голландском языке знала слов пятьдесят, запас английских слов, думаю, составлял две-три сотни. Акцент её был ужасным. Она путалась в формах глаголов, и я прилагал немало усилий, пробуя понять, о чём она говорит. Трудность общения с лихвой восполнялась теплотой и сердечностью. Выглядела она лет на сорок. У каждого эмигранта, вынужденного покинуть Родину, своя безрадостная история, и я не спрашивал Каролину, как она оказалась в Нидерландах и получила право на работу.

К тяжелобольным или пожилым нидерландцам «полунемую» сиделку не подпустили. Общались мы на английском. Когда возникали трудности, прибегали к электронному переводчику. Понемногу Каролина научилась меня понимать. Ученицей оказалась она прилежной – английский язык схватывала на лету.

Постепенно дела пошли на поправку. Я почувствовал, что могу самостоятельно совершать длительные прогулки. Ключ, переданный Питером Робинсоном, как и дух авантюры, нежданно проснувшийся, манил в Швейцарию. После смерти родителей, умерших почти одновременно, за год до рождения Ханны, трагической гибели Лизы, двух арестов, тюремного заключения, операции на сердце – перечисления ударов судьбы хватит на две жизни – я хладнокровно глядел в глаза смерти и ничего не боялся.

«Как хотел бы я оказаться с Лизой на одном космическом корабле и в свободном полёте раствориться над неблагодарной планетой», всматриваясь в прошлое, накручивал я сам себя. Мной овладела апатия, безразличие, отсутствие житейских планов, заставляющих мозг трудиться. Лишь сильный эмоциональный шок мог бы оторвать вялое тело от дивана и встряхнуть мозговые извилины. Невидимая глазу ниточка связывала швейцарский банк с прежней жизнью. После гибели Лизы в душе образовался вакуум, и уже не пугал риск обнаружить в банковском сейфе ящик Пандоры.

Ответственность за детей удерживает от сомнительных предприятий, но Ханна жила по ту сторону океана, с родителями Лизы,