Ее звали Ева - Сьюзан Голдринг

Но секреты будут, думает Эвелин. И сюрпризы тоже, только не те, которых все ждут. Так, с кого начать? Она улыбается себе, наблюдая, как Сара обходит гостиную, обеденный зал и маленькую столовую близ кухни, болтая с вязальщицами и теми, кто мотает шерстную пряжу. Пожалуй, с Пэт, решает Эвелин. Сперва Пэт, затем тот симпатичный полицейский. Они оба заслуживают подарок-сюрприз на Рождество. Попрошу, чтобы навестили меня по очереди.

Пэт, взвинченная и суматошная, примчалась вскоре после полудня.

– Надеюсь, ты вызвала меня по важному делу. В выходные у нас гостят кузены Хамфри. В шесть я жду доставку из «Окадо», так что опаздывать мне нельзя, а ты сама знаешь, какие пробки на дорогах в районе Гилдфорда в час пик.

– Да, дорогая, я понимаю. Вижу, что ты торопишься. Перед Рождеством всегда столько дел. Здесь тоже, знаешь, все готовятся к празднику.

– Незаметно, что у вас тут дым коромыслом, – фыркает Пэт. – Не сказала бы, что вы здесь с ног сбились.

Она обводит взглядом гостиную. В креслах сидят всего несколько стариков. Кое-кто дремлет после сытного обеда. Сегодня в качестве основных блюд на выбор предлагались жареная свинина и цыпленок в соусе кари, на десерт – рисовый пудинг или яблочный пирог. К неудовольствию Эвелин, рыбы в меню не было (хотя рыбу на этой неделе она уже ела), поэтому она заказала омлет с сыром.

– Так что у тебя за безотлагательное дело, которое нельзя было обсудить по телефону? – Пэт опускается на стул, но садится на самый краешек, словно готова вскочить в ту же минуту, как Эвелин заговорит.

– Я очень рада видеть тебя, дорогая, – молвит та. – Серьезные вопросы я всегда предпочитаю обсуждать при личной встрече.

– Да, я тоже рада тебя видеть. Но надеюсь, ты позвала меня не для того, чтобы просто увидеться. Знаешь, мне сейчас как-то не до светских визитов, даже очень коротких, – Пэт смотрит на часы. – Мне еще нужно в аптеку забежать по дороге домой, так что давай, выкладывай.

– Дорогая, я много думала в последнее время.

– О чем именно?

– О прошлом, – Эвелин берет в свои ладони руку племянницы. Та на ощупь шершавая, на ногтях – остатки лилового лака. Ее ногти выглядели бы куда более презентабельными, если бы после ванны она удаляла заусенцы, как в свое время мама учила Эвелин. Ногти у нее до сих пор здорового розоватого цвета и имеют идеально овальную форму.

– И что ты надумала о своем прошлом? Если честно, тетя, меня в данный момент больше занимает настоящее, – Пэт отнимает у нее свою руку и вытаскивает заткнутую в рукав салфетку.

– Знаю, дорогая. У тебя столько хлопот. А я в последнее время все думала, думала обо всем, что было в прошлом, и, мне кажется, вспомнила кое-что, что заинтересовало бы твоего симпатичного молодого человека. Того, которого ты приводила ко мне на прошлой неделе.

– Молодого человека? А, это ты про инспектора Уильямса?

– Его так зовут, дорогая? Он так много всяких вопросов мне задавал. Правда, когда он приходил, думаю, я, наверное, была немного не в себе, зато теперь, мне кажется, я могла бы ответить на кое-какие из его вопросов. Попроси, чтобы он еще раз меня навестил.

Пэт смотрит на Эвелин, комкая в руке влажную салфетку:

– На какие вопросы? Я не стану тащить его сюда, если ты намерена снова строить из себя дурочку и устраивать концерт.

– Ну что ты, дорогая?! Думаю, он будет очень рад пообщаться со мной. Вообще-то, я все записала здесь, в своем ежедневнике, – Эвелин похлопывает по своей сумке и, когда Пэт протягивает к ней руку, говорит: – Нет, дорогая, ты ничего не поймешь. Я должна сама ему рассказать, при личной встрече.

– Но я ведь должна ему объяснить, о чем речь, а то он сочтет, что ему нет смысла сюда приходить.

– Почему? Думаешь, он сейчас слишком занят? Тоже перед Рождеством бегает по магазинам?

– Нет, я просто хочу быть уверена, что он в очередной раз не потратит время впустую.

– Тогда передай ему, я вспомнила, что случилось с тем человеком, про которого он спрашивал. Скажи, что я вспомнила и что это очень важно, – Эвелин обеими руками крепко прижимает к себе сумку. Пэт раскрывает рот от изумления.

12 ноября 1945 г.

Мой родной Хью!

Думаю, ты с трудом удержался бы от смеха, дорогой. Ты ведь всегда обожал розыгрыши! Самой не верится, что мне удалось одурачить всех и вырваться из того ужасного места. Остается надеяться, что никто никогда об этом не узнает и не задастся вопросом, как это я оказалась без ребенка после своей мнимой беременности!

В общем, вот она (я) полностью оправилась от ложного токсикоза и теперь направляюсь в Вильдфлеккен, лагерь для беженцев, где, по мнению Брайана Джолиффа, я могу быть полезной. Подозреваю, что там тоже не рай, но ведь хуже, чем Запретный город, быть ничего не может, да? Я уже познакомилась со своими спутниками. Среди них есть медсестра, которая уверена, что будет занята сутки напролет, без конца принимая роды. Я не рискнула признаться ей, что недавно изображала женщину, нуждающуюся в подобных услугах!

Со всей своей любовью, дорогой. Твоя Эви.

P.S. Я люблю тебя.

13 ноября 1945 г.

В ночи

Зимнее солнце опускалось за горизонт. Их грузовик миля за милей громыхал по дороге, что тянулась меж темных елей, пока наконец не подъехал к лагерю. Еве все это напомнило стихотворение Т. С. Элиота о трех царях «Паломничество волхвов». Но они были не волхвы, Рождество еще не наступило, и в Вильдфлеккен, всем сотрудникам служб помощи известный как «Дикое место», даров они не везли – только надежду.

Снег, в том году выпавший рано, толстым слоем покрывал землю. Рытвины, образовавшиеся на дороге от постоянного потока грузовиков с провизией, затягивала корочка льда. Выпуская клубы выхлопных газов, грузовик остановился. Ева различила темные фигуры. Словно черные муравьи, они высыпали из стоявших посреди лагеря хмурых блокгаузов и спешили к ним, таща за собой по мерзлой земле самодельные сани.

– Оставайтесь здесь. Я скажу им, что у нас ничего нет, – распорядился Кен. Дружелюбный австралиец, он вел машину от самого Франкфурта, в пути объясняя им, как работает лагерь. Для него это была знакомая территория, но в восприятии Евы и остальных – чуждая земля. И не только из-за снега и того, что они находились далеко от дома, а потому, что земля эта лежала в самом сердце жестокой гитлеровской империи. Прежде Вильдфлеккен был секретным учебным лагерем СС, столь засекреченным, что с 1938 года его название даже на картах не указывалось. Теперь же его переоборудовали в центр по переселению для тысяч перемещенных лиц, которые страстно надеялись найти своих потерянных родственников и возвратиться в утраченные дома.