Дело о небрежной нимфе - Эрл Стенли Гарднер

– Не вообще позднее, а просто в более поздний час того жедня.

– Вы не помните, во сколько это случилось? – спросил Мейсон.

– Нет, точного часа я не помню.

– А точный день?

Шериф опять переменил положение.

– На это я уже ответил, – сказал он.

– А теперь рассмотрим конверт, содержащий вещи, которыенаходились в кошельке, – сказал Мейсон. – Там, очевидно, есть ключи, зажигалка,визитная карточка, и тем не менее подписи и на этом конверте превосходные.Полагаю, что с ним произошло то же самое, что и с предыдущим.

– Да, сэр.

– Другими словами, люди по вашему предложению расписались напустых конвертах, а вы вложили в один – кошелек, в другой – остальные вещигораздо позднее.

– Вовсе не гораздо позднее, а очень скоро.

– Вы же сами сказали, что кошелек и его содержимое былипомещены в два отдельных конверта в одно и то же время, и вы показали, чтокошелек был положен в конверт лишь после того, как он совершенно просох.

– Ну и что, все это находилось у меня. И ничего с ними неслучилось, – недоумевал шериф.

– Где же вы оставляли кошелек? – спросил Мейсон.

– В своем офисе.

– Но вы не оставались в вашем офисе все то время, покакошелек высыхал там?

– Я его положил перед электрическим камином, чтобы он скореесох.

– И как долго он пролежал перед камином?

– Я вам сказал, что не знаю.

– Но, возможно, вы положили кошелек в конверт по прошествиидвух дней?

– Если вы хотите придираться к мелочам, то… не знаю…

– Благодарю вас, – с улыбкой удовлетворенно произнес Мейсон.– Да, я хочу придираться к техническим мелочам. А теперь, ваша честь, –обратился Мейсон к судье Кэри, – оказывается, местонахождение этого кошелька неможет быть установлено точно и что вполне возможно, что газетная вырезка моглабыть положена в него когда угодно на протяжении тех двух дней, когда кошелеквысыхал. Суд должен обратить внимание также и на то, что на вырезке нет никакихзаметных следов соленой воды.

– Вырезка лежала в небольшой коробочке, вроде футляра длярумян, – объяснил шериф.

Судья Кэри задумался, нахмурив брови.

– Не думаю, что была какая-то попытка повести суд по ложномупути, однако шериф должен понимать, что заставить свидетелей расписаться напустом конверте было просто недопустимо. Суд не может в настоящее времяприобщить этот кошелек к вещественным доказательствам, но будет иметь его ввиду в дальнейшем ходе судебного разбирательства. Приближается время перерыва,господин окружной прокурор, и…

– У меня еще несколько вопросов к этому свидетелю.

– Очень хорошо, – разрешил судья.

Манера Глостера заметно потеряла свою торжествующуюуверенность. Теперь он был вынужден обороняться, и это не могло его не злить.

– Что еще вы делали, шериф, когда в тот вечер оказались наборту яхты обвиняемой?

– Я осмотрел ее и все вокруг.

– И что вы нашли на яхте?

– Нашел юбку, насквозь промокшую от соленой воды спереди, натом месте, где приходятся колени, если бы особа, на которой юбка была надета,встала на них. На правой стороне юбки я обнаружил пятно красноватого цвета.

– И что вы сделали?

– Я передал юбку в лабораторию для того, чтобы установить,не кровь ли это.

– А теперь, ваша честь, – с улыбкой сказал Глостер, – ясовершенно готов уйти на перерыв.

– Отлично, – одобрил судья Кэри. – Суд удаляется на перерывдо десяти часов утра завтрашнего дня.

Дороти Феннер беспокойно озиралась, ища глазаминадзирательницу.

– Увидимся утром, – сказала она адвокату.

– Минуту, – поднял руку Мейсон, – не уходите, мне нужнозадать вам один вопрос. Дороти, смотрите на меня. Дороти, повернитесь исмотрите сюда, на меня!

Она в нерешительности повернулась, у нее задрожали губы.

– Нет, нет, – сказал Мейсон, – глупышка вы этакая. Люди навас смотрят. Скажите, вы туда ходили? Ходили?

Она опустила глаза.

– Давайте сделаем вид, будто мы разговариваем о каких-нибудьпустяках, – предложил Мейсон. – Вот… притворитесь, будто вы это читаете. – И онвынул из портфеля какое-то письмо, положил его перед Дороти. – А теперьговорите, вы ходили туда?

– Я… я…

– Если вы сейчас вздумаете зареветь, когда на вас глазеютзрители и за вами наблюдают газетные репортеры, вы подпишете себе билет в одинконец – газовую камеру. Теперь говорите мне правду. Ходили вы туда?

– Да, – почти шепотом произнесла она.

– Продолжайте!

– Он собирался договориться со мной. И так убедительноговорил… Я поехала туда, как он мне сказал. И нашла калитку открытой, точно какон мне сказал. Я вошла, прошла к боковому входу, вошла в кабинет и нашла еголежащим в огромной луже крови. Я подбежала и заговорила с ним. Он не отвечал. Явстала на колени, потрогала его и поняла, что он мертв. И в этот момент кто-тоза моей спиной пронзительно закричал.

У меня хватило присутствия духа не обернуться, чтобы тотчеловек не увидел моего лица. Я просто бросилась вон из дома через стеклянныедвери и побежала к причалу.

Тогда я поняла, что на острове я очутилась в ловушке. Яслышала, как та женщина бежала за мной, крича и зовя на помощь.

У меня оставались в запасе секунды, но я быстро сообразила,что на причале есть сигнал тревоги, который можно отключить минуты на три, еслинужно воспользоваться одной из лодок. Я отключила его, выбежала на пирс и нашланебольшую лодку, привязанную там.

Я прыгнула в нее и отвязала канат. Когда я прыгала, то,должно быть, уронила в воду кошелек, но в тот момент была слишком взволнована,чтобы заметить это.

Я знала, что у меня на юбке, на колене, большое пятно кровии что кровь прошла насквозь, до чулка. Я отгребла на середину залива, потом,прежде чем подняться на свою яхту, сняла юбку и, как могла, отстирала кровавоепятно. Потом поднялась на яхту, быстро переоделась в рабочие брюки, прыгнула влодку, погребла к берегу, а когда доплыла, сложила весла и оттолкнула лодкуногой. Потом дошла до автобусной станции и села в автобус. Только когда я ужеехала в город, то заметила, что потеряла кошелек. Однако я всегда ношу при себезапасной ключ от номера и долларовую бумажку в верхней части чулка, поэтому мнеудалось благополучно добраться до дома.