Пьесы - Юрий Александрович Буряковский

молчала, долго молчала, хотя знала о нашем сближении. Почему же вот так вдруг?

Серафима молчит.

(С болью). Если мое участие в судьбе Жени, в его будущем, тебе так неприятно, могла бы давно найти меня на работе, написать, наконец, просто позвонить. Что-нибудь случилось?

Серафима молчит.

С тобой? С ним?

Серафима молчит.

В конце концов — Женя мой… (осекся) мой самый одаренный студент-дипломант. И я пока еще директор института! Что произошло, имею я право узнать?

С е р а ф и м а (отрывисто, сквозь зубы). Для вас, товарищ директор, ничего.

Х и р у р г. Я вижу, чувствую: ты чего-то боишься? За него боишься?

С е р а ф и м а (устало). Я сказала все, что хотела… раз мы уже встретились. Прощай. (Идет в глубину комнаты).

Хирург решительно направляется за ней и садится в кресло, всем своим видом показывая, что он здесь надолго.

Что это значит?

Х и р у р г. Меня сегодня привело сюда твое окно. И хочешь ты или нет, а выслушать меня, Сима, придется. Это слишком важно.

С е р а ф и м а. У тебя есть свой дом.

Х и р у р г. Там меня… могут не понять.

С е р а ф и м а (удивленно). А здесь — должны?

Х и р у р г. Здесь — да.

С е р а ф и м а (с еще большим недоумением). Я — должна? Я?

Х и р у р г. Да, именно ты. (Опускает голову в ладони).

С е р а ф и м а. О, какая поза! На нас что-то совсем не похоже.

Х и р у р г (сдавленным голосом, в той же позе). Запрещенный прием, Серафима.

С е р а ф и м а. Какой же это скверный, злой дядя посмел обидеть звезду местной медицины? Обошли с очередным награждением? Не дают персональной «Волги»?

Х и р у р г (вскинул голову). Два часа назад у меня на столе под наркозом умерла девочка девяти лет.

С е р а ф и м а (вздрагивает, подходит к нему). Прости. Прости меня, бога ради.

Х и р у р г. Операция на сердце. Врожденный порок.

С е р а ф и м а. Дура! Ох, какая дура. Старая дура и ведьма! (Хватает сигареты, закуривает, протягивает пачку хирургу). Ты виноват? Что-нибудь не так сделал? Ошибся?

Х и р у р г. Нет. На этот раз никаких упреков. Ни себе, ни другим.

С е р а ф и м а. Что же произошло?

Х и р у р г. С самого начала был только один-единственный шанс…

С е р а ф и м а. И все же ты?..

Х и р у р г (вскакивает, все время переходит с места на место). Слишком запущенный случай… слишком поздно привезли. Но этот один-единственный шанс был! Один на сто, но был, был! Я верил, и не мог, не имел права не испытать его, понимаешь?

С е р а ф и м а. А если бы отказался?

Х и р у р г (недоуменно). Отказаться?

С е р а ф и м а. Ведь все решал, наверно, ты сам?

Х и р у р г (вминает в пепельницу незажженную сигарету). В том-то и дело, что сам. В том-то и все дело!

С е р а ф и м а. А откажись — тот же исход?

Х и р у р г. Протянула бы неделю-другую… Девочка училась дома, в постели, ходили педагоги. Одна у родителей, живут где-то в глубинке.

С е р а ф и м а. Они уже знают?

Х и р у р г. Мать… Со слезами молила, чтобы непременно я. Только я! Другим не доверяет. Какие тут другие? Сейчас подкараулила в вестибюле, бросилась с кулаками. (Содрогаясь). «Говорили, ты бог… Убийца, мясник! Проклятый мясник!..»

С е р а ф и м а. Но ведь это все не так. (Кладет руку на его плечо). Успокойся, прошу тебя.

Х и р у р г. Для нее — все так.

С е р а ф и м а. За что же казнить себя? Ты и в самом деле не бог.

Х и р у р г. Девочка эта у меня не первая. Слишком часто, Серафима, убеждаюсь, что я действительно только слабый, беспомощный человек.

С е р а ф и м а (долго и проницательно смотрит на хирурга, думает о чем-то своем). И так — после каждой неудачи?

Х и р у р г. Неудача… Каждая из них — это чья-то единственная жизнь. Сердце, остановившееся в твоих руках. Видеть это самому, слышать его последний удар!

С е р а ф и м а. Замолчи.

Х и р у р г. И чувствовать себя самонадеянным негодяем…

С е р а ф и м а. Сейчас же замолчи.

Х и р у р г. Самозванцем, знахарем!

С е р а ф и м а. Но тех, кого ты спас, кому вернул весь мир на самом его краю… и ведь гораздо больше?!

Х и р у р г. Больше, меньше! У человека только одна жизнь. Одна.

С е р а ф и м а. Если бы ты отстоял только одного — это уже оправдание собственной жизни.

Х и р у р г (встал, засунул руки в карман, нарочито грубо). Выпить у тебя есть?

С е р а ф и м а. Выпить?!

Х и р у р г. Водка. Коньяк. Вино.

С е р а ф и м а. Ничего у меня нет.

Х и р у р г. Скорее!

Серафима отрицательно качает головой.

Значит, не дашь?

Серафима идет за вином.

Отставить. Все равно бесполезно. Ничто в таком состоянии не берет. (Ходит, обхватив голову руками). Проклятый мотор! Работает, гудит, гудит, сколько ни глуши. И спать совсем не могу.

С е р а ф и м а (не зная что сказать). Надо немедленно взять отпуск, уехать.

Х и р у р г (бросается в кресло). Удрать от самого себя? Куда? Может быть, знаешь такое счастливое местечко?

Пауза.

С е р а ф и м а. И все же, почему ты не пошел домой? Там ждут, волнуются.

Х и р у р г. Действительно — почему? Ведь жена давно согласна со мной.

С е р а ф и м а. Согласна? В чем?

Х и р у р г. Жена у меня умница. Ясная, светлая головушка. Все и всегда разложено по своим местам. Считает — надо это дело бросать ко всем чертям.

С е р а ф и м а. Что-то вроде табака. Захотел и, раз-два, бросил?

Х и р у р г. В нашем городе с десяток отличных, превосходных хирургов. Есть просто виртуозы.

С е р а ф и м а. Не хуже тебя, верно?

Х и р у р г. Да, ничуть не хуже. Почему же именно я? Почему не кто-нибудь другой?!

С е р а ф и м а. Ты прав.

Х и р у р г. Вот видишь…

С е р а ф и м а. В самом деле, почему ты? С какой такой стати?

Хирург растерянно смотрит на нее.

Что из того, что у человека редкостный талант? Это его личная собственность, и он вправе даже запереть ее на амбарный замок. Хочу — делаю операции, хочу — нет.

Х и р у р г. Сима!

С е р а ф и м а. Он не желает больше мучиться, глушить коньяком свои сомнения, казниться и не спать ночами.

Х и р у р г. Черт побери, это надо испытать, чтобы…

С е р а ф и м а. Да-да, он просто издерганный, смертельно уставший в борьбе с самим собой человек. И его большой талант — его большое несчастье. Понимаете, бывает, оказывается, и так: талант — несчастье.

Х и р у р г (он поражен этой мыслью). Никогда не приходило в голову… Может быть, и так, может быть…

С е р а ф и м а. А вы, те, кто безоглядно верили в него, как даже в господа бога не верят… Я вам что-то скажу под большим секретом. Человек этот когда-то ради собственного спокойствия готов был пожертвовать будущим сыном. И легко отказался от личного счастья. Почему же вы хотите быть ему ближе, дороже? По какому такому особому праву?

Х и р у р г (потрясенно смотрит на нее). Какая жестокость! Ты не в своем уме, Серафима…

С е р а ф и м а. Нет, ты просто помог мне сейчас понять нечто очень важное… Зачем тебе вдруг понадобился Женя?

Пауза.

Х и р у р г. Он не попал сразу из дому в наше кафе. Не дошел туда.

С е р а ф и м а (испуганно). Как — не дошел?.. Где же он сейчас?

Х и р у р г. Не волнуйся, Сима. Ничего такого не случилось.

С е р а ф и м а. Где Женя? (Трясет