Четвертый тоннель - Игорь Андреев

Вечером пришел отец. Мы пили красное сухое, говорили о каких-то ненужных и неважных серьезных вещах. Мне в голову пришла мысль, что разговоры о якобы серьезных вещах — часть образа, который мы оба поддерживаем. Я научился у него. Мы всегда говорим о квазисерьезных вещах, чтобы не говорить о важных. Я не хотел обсуждать с отцом то, что затрагивал в разговоре с мамой. Он был слишком готов к обороне. Он обороняется всегда, даже если на него никто не нападает. Я знал, что он сразу начнет оправдываться и переводить стрелки на меня. Я не хотел его напрягать, поэтому поддерживал разговор о чепухе.

Мы стояли на балконе, отхлебывая вино из бокалов. Я курил. У подъезда остановилась машина, из которой вышли три броско и вульгарно одетых девушки. Отец сказал, что они проститутки. Работают в одной из квартир нашего подъезда. После нескольких слов про проституток он добавил:

— Я не пойму, как мужики с ними… Платить деньги. И потом триппер всякий.

— Наверное, есть причины. Может быть просто интересно. Я вот тоже трахал проституток, правда, всего четыре раза в жизни. Удовольствие было так себе. Ниже среднего. Просто было интересно.

Отец растерялся. Он не знал, как реагировать на мои слова. Откровенность собеседника, к которой он не готов, всегда приводит его в замешательство, даже если собеседник — его сын. Я продолжил:

— А может у них нет нормальных баб. Поэтому трахают проституток.

— Как это нет нормальных баб? Их целые толпы по улицам ходят, пожалуйста…

Неожиданно для самого себя я его перебил:

— Папа, мы с тобой сейчас говорим о женщинах, кажется, впервые за тридцать лет. Почему ты раньше никогда не говорил со мной о женщинах?

Он моментально надел на лицо маску небрежности и сказал:

— Ты у меня ничего не спрашивал. Я думал, раз не спрашиваешь, значит и так все нормально.

— Я у тебя не спрашивал, потому что ты всем своим видом показывал, что ни о чем спрашивать нельзя. Был немой запрет. Всегда.

Он, конечно, начал отмазываться. Сказал, что ничего не запрещал. Я сразу же понял, что опять не смогу возразить. Взаимодействие между близкими людьми происходит на уровне ощущений, на чувствовании друг друга, на взаимной открытости. Запрещал, не запрещал — эти штуки не оформляются в нотариальной конторе на бумажке с водяными знаками с синей печатью. Близость — двусторонняя работа. Если одна из сторон боится, убегает и врет, то другая утыкается в невидимую стену и остается в одиночестве. За стеклом.

Я принял решение заткнуться и предложил налить еще вина…

Несколько дней до возвращения в Москву я провел со своей бывшей. Мы делали секс, пили вино и, как всегда, много разговаривали. Она сказала, что я выгляжу не так, как раньше. Что-то исчезло с моего лица. Еще все это время я громко говорил что-то сумбурное по ночам — мне снились кошмарные сны. В ответ я правдоподобно наврал, что в Москве был тренинг личностного роста, который разворошил мне мозги. В подробности не стал вдаваться, а она деликатно не спрашивала. Умница. Сказал ей, что у меня начинается новый этап в жизни, от которого я сам не знаю чего ждать. Она дала понять, что отпускает. Плакала. Мы вместе выбирали мне новые туфли, и она захотела заплатить. Это подарок мне. Она сказала, что хочет, чтобы мне было приятно и чтобы я нравился женщинам.

Первое, что я сделал, вернувшись в Москву, — позвонил красивой женщине, с которой познакомился во время интенсива. Я тогда возвращался на базу после полевого задания. Никаких упражнений выполнять не требовалось, поэтому я был спокоен и замечал только женщин, которые мне нравились. Зашел в вагон метро и увидел ее. Она мне сразу понравилась. Темные волосы, пухлые губки, выразительные глаза. Читала книгу. Я сразу подошел:

— Про любовь?

Она подняла глаза, отрицательно покачала головой и ответила:

— Нет.

Назвала имя какого-то автора, кажется, французского.

Я уже знал, что она мне нравится, и сразу относился к ней так, как будто мы давно знакомы, только почему-то до сих пор не только не подружились организмами, но даже не знаем телефоны друг друга. Я сказал:

— Я на следующей станции выхожу. Аты?

— А я нет.

— Я на «Тверской».

— А я на «Третьяковской».

— Тебя как зовут?

— Вера.

— А меня Игорь.

— Очень приятно.

— Очень взаимно.

И еще какие-то слова.

Поезд остановился, двери разъехались. Я протянул ей свой мобильник:

— Набери свой номер. Я тебе потом позвоню. Поскорее, а то сейчас двери закроются.

Она взяла и стала набирать цифры. Двери начали схлопываться. Я заблокировал дверь ногой. Поезд стоит. Весь вагон смотрит на нас. Наконец, она закончила набор и вернула мне телефон.

— Ну пока!

— Пока.

Я быстро выскочил, двери гулко ударились друг о друга.

Через пару дней, еще во время тренинга, мы созвонились. Гуляли в сквере за Московским дворцом молодежи на «Фрунзенской». На ней были необычные украшения из серебра (сама заказывала у мастеров в Турции), какие-то невероятные длинные бусы с цветными камнями. Болтали о чем-то, сидя на скамейке. Она строила из себя очень умную девушку, что меня безумно веселило. Когда она в очередной раз что-то говорила с серьезным видом, я взял ее за подбородок. Во время долгого поцелуя она держала глаза закрытыми. Когда я от нее оторвался, она открыла глаза и вернулась в роль умной девочки — начала, как ни в чем ни бывало, говорить с того места, на котором я ее прервал. Я развеселился и подумал: «Интересно, а в постели она тоже умная девочка?»

К сожалению, я угадал. Но это выяснилось намного позже. А в этот раз мы немного пообщались, она дала понять, что оч-ч-чень непростая девушка, мы попрощались и разбежались.

С тех пор прошло дней десять. И вот я вернулся в Москву. Позвонил ей. Она сказала, что ей, видите ли, не вполне ясно, зачем нам встречаться.

— Да ладно, че ты, — сказал я, — просто приятно пообщаемся. Ты мне понравилась, я хочу тебя увидеть.

Встретились, как в классических книжках, которых я никогда не читал, но слышал, что они существуют, возле памятника Пушкину. Пошли гулять по Страстному бульвару. Приятно болтали ни о чем. Я обратил внимание на то, что тщательно фильтрую свою речь, выбираю выражения, слежу за ее реакциями. Автоматически включилась привычка напрягаться, выработанная на пикап-тренинге. Я не до конца настоящий, не спонтанный, и мне это не нравится.

За кинотеатром проходила выставка фотокартин на больших стендах. Какие-то тигры. Я показал пальцем на тигрицу и сказал:

— Смотри, Вера. Это ты. По-моему, она красивая самка.

— Ага, — ответила она, глядя на тигра рядом, — а это, наверное, ты. Глаза такие же наглые.