Рокот - Анна Кондакова

Этот вопрос отцу Марьяны понравился еще меньше.

– Она была больной. Какие могут быть отношения? – Он явно не жаловал сестру. Ни при жизни, ни после смерти.

Стас тут же вспомнил те истеричные вопли: «У всех сестры как сестры, а ты – больная! Хочу, чтобы тебя не стало!», что слышал на магнитофонной ленте. И сразу догадался, что это был голос Игоря Павловича, младшего брата Полины.

– Вы ее ненавидели? – Стас понимал, что провокационным вопросом вызовет лишь злость, но ответ, совершенно очевидный, ему был и не нужен – нужна была реакция.

И реакция не заставила себя ждать. Игорь Павлович вспыхнул гневом и раскраснелся.

– Да что ты себе позволяешь?! – заорал он. Схватил Стаса за плечо, заскрипел зубами. – Через секунду чтобы тебя тут не было, нахальный сопляк! Кем бы ты ни был, пошел вон!

– Папа! – Марьяна втиснулась между ними и вытолкала Стаса на улицу. Захлопнула дверь гаража и зашипела: – Ты совсем, Платов? Ты думай, что говоришь. Ты с моим отцом разговариваешь. Ты его провоцируешь!

– А может, это он? – негромко предположил Стас.

– Он?

– Он убил Полину. Если бы ты слышала, какую истерику он устроил в день ее смерти. У него был мотив…

– Дурак! – Марьяна толкнула Стаса в грудь. Ее лицо покрылось бледными пятнами, в глазах с новой силой заискрила ненависть. – Стой тут и не лезь, – бросила она и поспешила в гараж.

Ее отец долго возмущался, но Марьяна каким-то непостижимым образом смогла его успокоить. Они тихо разговаривали о чем-то несколько минут, потом мужчина вышел из гаража, смерил Стаса презрительным взглядом, плюнул и направился к припаркованному поодаль «Рэндж Роверу» последней модели. Сел в машину и уехал.

Следом на улицу вышла Марьяна. Выражение ее лица не обещало ничего хорошего, точно так же не обещает ничего хорошего небо перед ураганом.

– Платов, если ты еще раз… – Она замолчала, сдерживая гнев. – Это мой отец, если ты вдруг забыл, и не смей… не смей…

– Мы ищем убийцу, – перебил ее Стас, подходя ближе. – Прости, но если им окажется твой отец, мне будет все равно, что вы родственники. Я отдам его Полине.

Он был уверен в том, что его версия имеет право на существование. Не такая уж она бредовая: десятилетний мальчик из ненависти и ревности убил свою четырнадцатилетнюю сестру – чем не мотив?

– Ты всегда такая скотина? – процедила Марьяна. – Иди и убедись, что ошибаешься. Папа показал, где хранятся вещи его сестры. Их бабушка собирала и перед смертью просила не выбрасывать. Правда, отец потребовал, чтобы я тебя ни к гаражу, ни к вещам, ни к себе не подпускала. Мне пришлось пообещать, что ты уйдешь и забудешь о Полине навсегда. Но папа все равно решил проверить тебя, а это уже плохо.

– Он не испытает восторга, – усмехнулся Стас, спрятав за усмешкой горечь. – Почему ты позволяешь ему так с собой обращаться?

Марьяна вскинула брови.

– Как обращаться? У нас все в порядке. Он любит меня.

– Его любовь похожа на пресс для металлолома.

– Не лезь не в свое дело, Платов! Я не спрашивала твоего мнения насчет своей жизни! – вспыхнула девушка.

Стас ничего не ответил и первым вошел в гараж.

* * *

На верстаке стояла картонная коробка, обвязанная бечевкой и обмотанная синей изолентой.

– Вот все, что осталось от тети, – сказала Марьяна и сдула с коробки пыль. – Как-то страшно открывать, – призналась она.

– Это просто вещи умершего человека. Что в них страшного? После нас тоже когда-то останутся только вещи. – Стас развязал некрепкий узел, убрал с коробки крышку и заглянул внутрь.

Сверху на грубой упаковочной бумаге лежали вязаные перчатки, розовые, с белыми полосками, совсем маленького размера.

– Можно? – спросил Стас у застывшей рядом Марьяны.

Та кивнула.

Хоть перчатки и пролежали больше тридцати лет, в них все равно ощущалась приятная мягкость шерсти. Стас отложил их на верстак. С громким хрустом развернул упаковочную бумагу, под которой обнаружил две книги.

Взял в руки первую, затертую, с отогнутыми краями. На мягкой потрескавшейся обложке был изображен мальчик в соломенной шляпе, а над ним крупными оранжевыми буквами значилось: Dandelion Wine by Ray Bradbury.

– Смотри-ка, «Вино из одуванчиков». Она читала Брэдбери в оригинале, – заметил Стас. – Затерла книгу до дыр.

Марьяна забрала у него книгу, провела ладонью по обложке, пролистала.

– Здесь вложен гербарий. – Девушка взяла пальцами за корешок красного осинового листа, покрутила и положила обратно, между страниц. – Как будто сердце, – задумчиво добавила она.

Вторая книга оказалась не столь зачитанной. Это был роман Достоевского «Преступление и наказание».

– Какие разные литературные интересы, – нахмурился Стас.

Он положил книгу рядом с перчатками и вернулся к содержимому коробки. Там лежала толстая тетрадь. На серой потускневшей обложке было написано от руки: «По русскому языку. Ученицы 5-го класса Леногорской специальной (коррекционной) общеобразовательной школы-интерната № 45 Михайловой Полины Павловны».

Стас переглянулся с Марьяной.

– А вот тут мы и сравним почерк.

Он достал записку Полины из кармана джинсов, развернул и положил ее на верстак. Потом раскрыл тетрадь наобум, где-то посередине, и бегло пробежал глазами начальные строки:

Стас нахмурился, всмотрелся в записку, потом снова перевел взгляд на строки из тетради.

– Да, это ее почерк, – закивал он. – Смотри, Мари. Характерные завитушки на заглавных буквах. «П», «Л», «К»… а слово «Пролетариата» написано и в тетради, и в записке. Один в один практически. Видишь?

Марьяна вместо того, чтобы взглянуть в тетрадь, посмотрела Стасу в глаза.

– Я верю, что это она написала, Стас. У меня на заднице остались царапины от ее ногтей, ты их тоже видел.

Он нервно прокашлялся.

– Ладно, там еще кое-что осталось. – И вернулся к изучению содержимого коробки.