Ночной обход - Вадим Фридрихович Агапов

Это тот тип, про которого читал Яблочков.

– А, вот что за «открытый игрок», – дошло до меня. – «Open gamer», вот ведь… Но при чем тут Оппенгеймер?

– Сбор информации! Всей. Для психологического портрета жертвы. Это я в сериале «Пуаро» видел.

– Всю собрал? – Я постарался минимизировать сарказм.

– Да. Знаешь, что он сказал, когда испытывал атомную бомбу? – Глаза у Строганова засверкали искрами, как во время сварки. – «Я – смерть, великий разрушитель миров». Красиво, да? Этот Оппенгеймер еще и поэтом был, и читал много.

– Мао Цзэдун тоже много читал. И писал стихи, – ответил я. – Что не помешало ему стать… – Я замешкался, подбирая короткое определение «великому кормчему», но кроме банального «диктатора» ничего не приходило в голову.

– Он тоже бомбу изобрел? – поинтересовался Арсений.

– Нет. Вообще в таких вещах есть очень сложный вопрос – проблема нравственности. Вот, создатели оружия, порядочные они люди или нет? Защищает оружие людей или уничтожает? Даже самое хорошее оружие не предвещает блага. Но и без оружия никак. Возьми, кстати, Сахарова…

– Кстати, он и про Сахарова читал. – Строганов резко повернул голову и с подозрением уставился на меня. – Еще до Оппенгеймера.

– Дорога там! – закричал я.

Он еще секунду смотрел на меня, затем перевел взгляд на дорогу.

– Я тоже про Сахарова читал, и что? – Я пытался успокоить сердцебиение.

– И что? – Он скосил на меня глаза.

– «Все люди имеют право на жизнь, свободу и счастье», – процитировал я талантливого и искреннего человека.

Строганов резко затормозил на светофоре.

– У Яблочкова эта фраза была выделена в тексте! Но откуда об этом знал ты?!

Наверное, если бы я написал ему формулу термоядерной реакции, он бы удивился меньше.

– О господи! Разумеется, я не знал, что у него там выделено. Просто я иногда читаю книги. И видимо, Яблочков тоже. Читал. Не всем же быть гениями-меломанами?

– Именно, доктор! – радостно воскликнул Строганов. – Я понял. Яблочков, как и Оппенгеймер с твоим Сахаровым, был озабочен «этим».

– Чем? – озадаченно уставился я на него. – Он же вроде лекарствами занимался, а не оружием.

– Хотел наполнить мир добротой, – глубокомысленно сообщил детектив. И тут же стал подпевать: – «Да слишком много бурных слов. О том, кто болен, кто здоров. Не загреметь бы в мир иной. Наполним небо добротой…» Я поставлю другой диск?

– Нет, – мстительно сказал я и спросил насчет наших дальнейших планов: – Мы вначале будем общаться с Громовым, а потом со Зволдиным?

– Не мы, а я! – рубанул Строганов. И после короткой паузы этот диктатор добавил: – Выведем их на чистую воду!

На проходной охранники довольно долго изучали пропуск и бейдж Арсения, звонили кому-то, но все-таки пропустили нас на территорию МКБ.

– «Чем бессильнее страны, тем грознее охрана». Это строчка из моей новой песни, – пояснил он мне. – О, а вот и Громов нас ждет! – прервал он свое пение.

Глава 21

– Гром и молния! – начал было приветствовать Арсений начальника охраны, но осекся, увидев выражение его лица.

– Я начинаю верить, что есть люди-катастрофы. – Громов был цвета сигаретного дыма, который он выпускал вверх. – Они притягивают к себе проблемы, как магнит железо.

– Да? Прикольно, – легко согласился Строганов, не уловив намека. – А что случилось? Черняев ожил?

– Павлов попал в аварию. – Громов перевел взгляд на меня. – У тебя есть знакомые в больнице…

– Федор? – У меня внутри вдруг образовалась пустота.

– Да, – коротко подтвердил Громов. – Так у тебя есть знакомые в больнице «Скорой помощи»?

– Черт! – Я почувствовал слабость в коленях. – Он жив? Что с ним?

– Доктор! – рявкнул Громов. – Это я и прошу узнать! Он в реанимации больницы…

– А вы откуда это знаете? – перебил его разом посерьезневший Строганов. – И что за авария? Во сколько? Сегодня утром? Или ночью?

Громов вначале сделал последний затяг, затем швырнул сигарету в урну, после чего ответил:

– Утром, по пути на работу, недалеко от дома, не справился с управлением, выехал на встречку. Состояние тяжелое, больше ничего не знаю. Позвонили знакомые из ГИБДД. – Он перевел взгляд на меня. – Ты можешь узнать?!

– Да, сейчас позвоню, – пришел я в себя.

Мне удалось дозвониться до знакомого трансплантолога из этой больницы, и он пообещал выяснить все о состоянии Федора. Пока я ждал информацию, Арсений расспрашивал Громова про утренний разговор с Борщевиковым.

– Я ему озвучил нашу вчерашнюю версию, – проговорил Василий Михайлович. – Что это проблема, но не криминал. Если, конечно, больше ничего не всплывет. Он согласился. Да, есть новости и от самого Борщевикова. Про Яблочкова. Я сейчас приму отчет у дежурной смены, а потом предлагаю поговорить. Это важно…

– Как бы нам не пришлось снова включить его в список подозреваемых, – необычно тихо проговорил Арсений, глядя вслед уходящему начальнику безопасности.

Не успел я спросить, что натолкнуло его на эту мысль, как зазвонил мой телефон. Оперативно справился доктор! Доклад его был кратким: Федор «тяжелый», на КТ субарахноидальное кровоизлияние, гематом нет, ставят ушиб мозга средней степени, кома-1, по Глазго 8 баллов, на вспомогательной вентиляции, давление держит, сломана пара ребер, но легкие целы. «Короче, для нас он слишком здоровый, – цинично пошутил трансплантолог и добавил: – Но ты бы забрал его к себе, а то он в общей реанимации лежит, а надо бы в специализированную, в нейро». Я пообещал поговорить со своим шефом.

После разговора я почувствовал, что эта информация меня скорее успокоила, я ожидал худшего. И заодно ощутил, что я вымок, потому что разговаривал, стоя под дождем. Рядом со мной стоял и мок Арсений, проявляя чудеса терпения, но как только я закончил разговор, он потащил меня ко входу в здание МКБ, по пути задавая вопросы:

– Ну что? Он сможет рассказать, что произошло? Он что-нибудь помнит?

– Он еще без сознания и на ИВЛ, – ответил я, – но очень надеюсь, что он стабилизируется и придет в себя…

– Когда? – нетерпеливо поинтересовался Строганов.

– Чем раньше, тем лучше, – пробормотал я, стараясь не думать о плохом. – Не знаю. К тому же у него будет амнезия на события перед травмой.

– Амнезия?

– Да, потеря памяти…

– Как некстати, – пробурчал Арсений и, мановением руки прервав мой гневный возглас, сообщил: – Пришел Зволдин. Пошли, нам нужно первыми с ним поговорить, чтобы увидеть его реакцию на новости!

Пока мы поднимались на этаж, где располагался кабинет нашего подозреваемого номер один, я созвонился со своим заведующим. Наш замечательный шеф поддержал идею перевода больного и сам взялся его осуществить. Тут мне стало совсем спокойно, я знал, что Склифосовский теперь в надежных руках…

Мы подошли к двери в кабинет Зволдина.

– Доктор, возьми себя в руки. – Строганов взял меня железной хваткой и ощутимо встряхнул.

– Спятил, что ли? – возмутился я, поскольку чуть не выронил телефон.

– «The sergeant calls: stand up and fight! You’re in the army now…» – И он, продолжая петь песню «Status Quo», вошел в кабинет.

Зволдин сидел в кресле и мечтательно смотрел в окно. Негромко звучала музыка.

– Знаете, как быстро донести свою мысль до собеседника? – поинтересовался Арсений у Зволдина, ввалившись в кабинет. – Вот, смотрите!

И он нанес короткий, но мощный удар по стене. Обшитая гипсокартоном стена заметно промялась внутрь и стала похожа на дверцу строгановского джипа. Но Зволдин был не из впечатлительных. Если первые мгновения он сидел словно по команде «замри», то затем довольно быстро пришел в себя:

– И что за мысль, юноша, ты хочешь до меня донести? – Он подъехал с креслом ближе к столу, на котором лежал его телефон. – Давно со мной так никто не разговаривал, – с некоторым удивлением, но без испуга добавил он.

– Пара простых вопросов. – Строганов развалился на диване. – Как нам попасть в трансформаторную будку, которая находится в лесу, неподалеку отсюда. Это раз…

Вопрос Арсения ударил Зволдина посильнее кулака. Лицо его стало каменным, пальцы стиснули подлокотники кресла, напряженный взгляд стал метаться со Строганова на меня и обратно.

– Что вам известно про эту будку? – спросил он внезапно охрипшим голосом. Теперь он не сводил глаз с Арсения.

– Вы там делаете наркоту, – усмехнулся Строганов. – А вот Черняев…

Зволдин прокашлялся.

– Кто вам сказал про будку? – В его тоне ощущалась угроза. – Вы, ребята, не понимаете, куда лезете и кто за этим стоит.

Непонимающий Строганов, вальяжно сидя на диване и закинув руки за голову, преспокойно ответил:

– Никто нам ничего не говорил. Наблюдения, размышления, выводы. И если с будкой более-менее ясно, то с Черняевым…

– Что вам ясно? Что ты вообще о себе возомнил? – вскричал Зволдин и подскочил к Арсению. Похоже, он был в бешенстве. – Даже не вздумай совать свой нос… А-а!

Строганов легким движением вывернул хозяину кабинета руку, отчего тот взвыл, затем несильно толкнул его, и Зволдин полетел на пол. Я вздохнул и сел в кресло. Мне представилось, как катится снежный ком, становится