Секреты скандальной невесты - София Нэш

Он вздохнул.

Ее темперамент взял верх.

— Я должна была знать, что вы пойдете на попятную, когда дело дойдет до решающего момента. Ничего не изменилось. С моей стороны было глупо думать, что что-то могло измениться.

Он строго поджал губы.

— Я много раз объяснял вам свои действия. Яне позволил вам связать свою судьбу с бедным мальчишкой, у которого в то время не было никаких перспектив. Я знал, что ваши родители откажут вам в приданом. Вы не получили бы удовольствия от жизни в тесном доме с моими родителями и многочисленными братьями и сестрами.

— Вы абсолютно правы. Я предпочла жить в громадном сверкающем замке наедине с тираном! — почти закричала она.

— Я знаю, что вы никогда не простите мне мой выбор, и понимаю почему. Я сожалею. Искренне сожалею. И ваш гнев полностью оправдан. Я сожалею о многих вещах. Я не хочу доставлять вам физическую и сердечную боль. Я…

— Ах, мистер Браун, — проворковала графиня Хоум, с понимающей улыбкой выходя из-за пальмы. — Вот вы где! Кадриль, которая значится в моей карте, следующая. Мы будем танцевать? Ваша светлость, извините нас.

Эйта ошарашено смотрела вслед Джону Брауну, которого уводила прочь Немезида.

Эйта выиграла их старый спор. Наконец выиграла. Так почему же тогда у нее такое ощущение, словно она все проиграла?

В течение многих лет она обвиняла Джона Брауна в своих страданиях. В прошлом она никогда не ставила себя на его место, чтобы понять его поступки. Но сейчас она увидела, что они оба были не правы.

Никого из них нельзя винить.

А сейчас… сейчас создавалось ощущение, что уже слишком поздно — слишком о многом придется сожалеть и слишком многое забыть.

И Эйта, Мерседитас Сент-Обен вдовствующая герцогиня Хелстон, наблюдала за тем, как медленно уплывает от нее ее великая любовь.

Роуленд Мэннинг прислонился к колонне беседки в строго распланированном саду за открытыми дверями королевского бального зала. Он вел себя как последний дурак.

В конце концов, он не позволил себе принять участие в обеде. Он мучился угрызениями совести. Хладнокровная стойкость духа, которой он обладал в прошлом, утекла сквозь пальцы.

Он не мог больше оставаться праздным. Если еще раз он увидит, как Пимм к ней прикасается, он вытрясет из генерала душу. Так что лучше оставаться здесь, в темноте. Возможно, она появится, и тогда он предстанет перед ней.

Из бального зала и с балкона долетали отдельные голоса. Там говорили о скачках и таинственном жокее. Некоторые утверждали, что это был мужчина, другие, более романтического склада, настаивали на том, что это была девушка.

— Слава Богу, Мэннинг не принял приглашение его королевского высочества пообедать с нами сегодня, — донесся с балкона мужской голос. Роуленд смог даже различить силуэт молодого человека, который доставал из табакерки щепотку табака.

На ступеньку выше стояли две леди. Одна из них прощебетала:

— Говори за себя, Рональд.

— Да, я вижу, тебе доставляет удовольствие запах навоза.

— Да ну вас, кузен. У Луизы и у меня есть нечто более интересное, чем разговор о лошадях.

— Не дурачьте меня, Памела, — ответил тучный господин, со вздохом поднимаясь по лестнице. — Вы все трещите как сороки перед такими людьми, как Мэннинг. — Он споткнулся о последнюю ступеньку и выпрямился. — Тебе нужно держаться подальше от таких мужчин. Он не принадлежит к нашему кругу, и, я уверен, вашим мужьям будет очень не по душе пачкать руки, чтобы защитить вашу честь.

Обе леди захихикали и посмотрели ему вслед.

— Ой. Памела, я слыхала, миссис Локвуд и леди Лаудам четыре года назад имели с ним связь.

— А леди Ротберн годом раньше. Говорят, они платили ему.

— Ну, — отозвалась другая, — я тоже заплатила бы, если бы у меня хватило денег на шпильки.

Обе дружно и весело захихикали.

Роуленд от отвращения покачал головой. Где они научились столь богомерзкому хихиканью?

Наконец они удалились, и Роуленд закрыл глаза, радуясь прохладе мраморной колонны, к которой он прижимался спиной. Спустя некоторое время он вздохнул, нагнулся и сорвал несколько стебельков лаванды под ногами. Подняв глаза к балкону, он оцепенел.

Хорошо, что несколько мгновений спустя рядом с ним оказался появившийся из темноты единокровный брат. И еще лучше то, что Майкл сжал его руку поистине мертвой хваткой, которая была способна удержать даже разъяренного быка.

Обед оказался настоящей мукой. Бал и того хуже. Пимм во время вальса при каждой возможности прижимал ее к груди. Похоже, он специально направлял ее в сторону других пар, чтобы воспользоваться теснотой и прижать партнершу к себе как можно плотнее. И всякий раз, когда Элиза встречалась с ним взглядом, она ловила на его лице усмешку.

— Моя дорогая, вы сегодня изумительны, — пробормотал он ей на ухо.

Она невольно задрожала, и он тут же прижал ее к себе еще плотнее.

— И однако же, — он сделал паузу, — вы не столь красивы, как сегодня утром.

Она безмолвно смотрела на него.

— Что? Или вы думаете, что я не узнал вас? Ваши друзья пытались скрыть от меня истину. Глупцы! Они думали, что я стану бранить вас за это. Но они не знают о том, насколько я вас обожаю.

Она не нашлась, что ответить на это.

Он снова прижал ее к себе, когда они покидали танцевальную площадку.

— Обожаю вашу энергию. Можно представить, каким отважным будет мой наследник. Скажите, каким образом Мэннинг уговорил вас принять участие в скачках?

— Это была целиком моя идея, генерал:

Он прищурился.

— Не забывайте, только я получал удовольствие от этого представления, никто вас не узнал. — В его голосе послышалась некоторая жесткость. — Скоро, даже очень скоро, вам придется покончить с подобными выходками и стать настоящей герцогиней. Герцогиней, надлежащим образом соответствующей моему положению.

Она не дерзнула даже приоткрыть губы, боясь бросить вызов генералу, подобно тому как Эйта бросила вызов своему мужу. Она уже давно знала, что самые тривиальные мелочи могли вызвать у Пимма грозные перепады настроения.

Не отдавая полного отчета в действиях, Элизабет стала вальсировать в сторону открытой застекленной створчатой двери, ведущей на балкон. Пимм остановился и прижал ее к себе еще крепче, а через секунду его тонкие губы потянулись к ее рту.

О Господи! Он собирался поцеловать ее. Запах кисловатого пота смешался со слишком крепким ароматом его духов. Она задержала дыхание и отвернула лицо. Его губы коснулись лишь уголка ее рта.

Он хмыкнул.

— Всего через пару недель вы уже не отвертитесь, Элизабет. Я думаю, вы просто забыли, как вам нравилось целоваться в былые времена.