Секреты скандальной невесты - София Нэш

Это был тот редчайший случай, когда вдовствующая герцогиня признавалась в своем недостатке. Элизабет повернулась в кресле, чтобы видеть лицо Эйты.

— Я играла на фортепиано. Но моей истинной любовью была арфа.

— Я помню, вы что-то говорили об этом. Когда мы были в Корнуолле.

— Это очень трудный инструмент. Когда на нем плохо играют, он производит совсем не божественные звуки.

— Вы не должны рассказывать мне эту историю, — прошептала Элизабет.

— Нет, я хочу кому-нибудь рассказать ее. Знаете, я ни кому об этом не рассказывала.

Элизабет молча кивнула.

— Мой муж, дед Люка, обладал дьявольским темпераментом, как и большинство Хелстонов. Но за этим крылось нечто большее, — тихо добавила она. — Я никогда не была покладистой. Я никогда не шла на примирение. И герцог был таким же.

Элизабет накрыла изуродованную ладонь Эйты своей рукой.

— После того как Джон Браун оставил меня в Шотландии, мне тогда было шестнадцать, я настолько рассвирепела, что согласилась, несмотря на дурные предчувствия, на блистательную партию, которую устроили мне родители еще до нашей поездки в горы. Это было глупо. Герцог не хотел ничего, кроме больших денег, которые я принесла в приданое.

— Он причинил вам боль, — пробормотала Элизабет.

— Говорю вам, у него был необузданный темперамент. — Эйта устремила взгляд черных как ночь очей на Элизабет, у которой буквально все волосы на голове встали дыбом. — После того как в первый раз услышал мою игру, он запретил мне впредь прикасаться к инструменту, однако вскоре обнаружил, что я тайком играю. — Эйта посмотрела на свою изуродованную руку. — Он пришел в ярость и разбил арфу. Мои пальцы оказались в ловушке и были сломаны. Хирурга не позвали. И поэтому…

— Ах, Эйта — прошептала Элизабет.

Они обе погрузились в затянувшуюся паузу.

— Элизабет, — тихо сказала Эйта, — я должна признаться. — Я думала, что вы выходите замуж за генерала Пимма, и радовалась, потому что иногда замечала мрачное выражение в глазах Мэннинга. Такое же выражение было и в глазах моего давно умершего мужа. Вплоть до сегодняшнего дня я боялась, что Роуленд такой же бессердечный мерзавец, как и мой муж. А что Пимм? Ну, он немного суров и самодоволен, но по крайней мере продемонстрировал слепую любовь к вам и преданность. Однако я могу ошибаться. Я ошибаюсь? Мы все ошибаемся?

— Почему вы думаете, что ошибаетесь? — мягко спросила Элизабет.

— Я видела, как Роуленд Мэннинг наблюдал за забегом. Я никогда раньше не видела на лице мужчины такого ужаса. Казалось, он не сможет жить, если с вами что-либо случится.

— Эйта, прошу прощения, но это было не беспокойство. Это был гнев.

Эйта поджала губы.

— Позвольте мне заверить вас, что я знаю разницу между беспокойством и гневом. Мистер Мэннинг едва не рухнул без чувств, когда вы потеряли равновесие. Люк и Майкл вынуждены были оттащить его, когда он бросился к перилам, чтобы побежать за лошадьми.

У Элизабет не было оснований не верить Эйте, однако лицо Роуленда, искаженное яростью, противоречило ее словам.

— Ах, Элиза, мне очень хотелось бы дать вам добрый совет! Но в последнее время… именно с того времени, как мистер Браун вернулся из Шотландии, я засомневалась, что могу давать советы.

— Эйта, это не так. И, честно говоря, мне все равно, что посоветует тот или другой человек. — Элиза опустила глаза, разглядывая подол платья. — По крайней мере, когда все развалится на куски, виновата буду только я.

— Знаете, могу вас заверить, что признание собственной ошибки ничего не меняет, — тихо проговорила Эйта — испытала это на себе. И мистер Браун испытал это. И мы оба являемся доказательством того, что это не имеет значения.

— Вы говорили с ним? — спросила Элизабет, глядя на печаленное лицо герцогини.

— В письме, прошлой весной. Просила прощения за все наши старые споры, за свое прошлое поведение, — пробормотала Эйта. — Я просила его вернуться. А сейчас я сожалею об этом, потому что он здесь и явно не интересуется мной. Похоже, несчастье — это краеугольный камень в моей жизни, что бы я ни делала.

Элизабет легонько сжала руку Эйты.

— Как вы можете называть два последних года несчастьем? Эти годы были счастливейшими в моей жизни. Эйта, ваша дружба означает для меня больше, чем все на свете. Я никогда никого из вас не забуду.

— О, моя дорогая! Я не имела в виду… Да, я все напутала. Я имела в виду, что я благодарна вам и всем остальным за вашу дружбу.

— Вы говорите так, словно мы больше не увидимся, — обеспокоено сказала Элизабет.

— Нет. Просто время идет и у каждой из вас, будут мужья и дети, за которыми нужно будет ухаживать, и все тайны вашей жизни раскроются. Я, в конце концов, удалюсь в Корнуолл. Но не бойтесь, пока еще я слишком любопытна. Во-первых, я должна увидеть, кто завладеет вашей рукой. — Не давая Элизабет возразить, Эйта продолжила: — Ну-ну, позвольте мне помочь с ленточкой.

Когда Элизабет надела приготовленное для нее и только что отглаженное голубое шелковое платье, Эйта завершила туалет, украсив волосы голубой атласной лентой. Элизабет очень хотелось бы иметь хотя бы некоторое представление о том, как будет разворачиваться ее жизнь. Она так устала от тайн и ошибок.

Эйта была настроена так же.

В тот же вечер Эйта приняла решение. Она стала свидетельницей того, как мистер Браун и графиня Хоум смеялись и беседовали в течение всего официального обеда. Затем ей пришлось вытерпеть, что они дважды танцевали друг с другом, причем графиня отчаянно флиртовала всякий раз, когда хитроумные па сводили их вместе. Зато когда Браун наконец подошел пригласить Эйту, он произнес едва ли более двух фраз.

Когда прозвучали последние музыкальные аккорды, Эйта увлекла Джона Брауна за ближайшую кадку с пальмой.

— Вы хотите жениться на мне или нет? — сердито спросила она.

Ему потребовалось время, чтобы сформулировать ответ.

— Вы меня спрашиваете?

— Вы мне отказываете? — Ей претил унизительно-оборонительный тон.

— Девочка… — В его голосе ощущалась усталость.

Она почувствовала холодок боли во всем теле.

— Вы мне отказываете. — Поистине она глупейшая женщина со времен сотворения мира. Она выбрала и полюбила мужчину, который полон решимости разбить ее сердце дважды в течение одной жизни. — Я не могу в это поверить.

— Вы ведете разговор о ложных причинах, — мягко сказал он.

— При чем здесь причины? Или вы хотите жениться на мне или не хотите. У вас было пять десятилетий, чтобы решить это. Одно время я даже думала, что вы склонны к свадьбе.

— Да. Но я не женюсь на вас только из-за того, что вы ревнуете к графине Хоум.

— К черту графиню с ее умением подлизываться!