Александр Башлачёв: человек поющий - Лев Александрович Наумов

ему где-то здесь организовали концерт с Лешей Рыбиным[129]. Приехали москвичи, привезли этого парня, мы собрались и поехали на точку [группы «Пикник»] (если я не путаю, она была где-то у гостиницы «Советская»), но по каким-то причинам это всё не состоялось. Однако мы уже собрались компанией, человек пятнадцать, наверное, интересующихся этим, и сели в какой-то гримерке-аппаратной. Там, собственно, Саша и попел свои песни». Этот концерт устраивал Евгений «Жак» Волощук[130]. Там Александр познакомился с Евгенией Каменецкой[131], ставшей его подругой, а позже — женой [см. фото 19]. Дмитрий продолжает: «После концерта мы поехали ко мне. У меня, наверное, еще три дня провели со всей этой московской компанией, потом переместились на вокзал, дружно всех проводили. И был какой-то момент — это было полупохмелье, полудурман. В трамвае я стою, рядом стоит Башлачёв, мы едем в шестнадцатом трамвае в сторону моего дома. Я ему говорю: «Слушай, как же так? Москвичей проводили, мне казалось, что ты должен тоже с ними в Москву уехать». Он говорит: «Да? Может быть, и должен... Ну раз не уехал, то остаюсь». Мы приехали ко мне, и он остался жить». У Дмитрия жила подруга, Людмила Воронцова. Она вспоминает: «В этой коммуналке были очень сложные отношения, поэтому с утра, когда Диме надо было на работу, мы все хором выходили, я шла к себе в Техноложку[132] работать, а Саша не помню куда. Возвращались мы тоже организованно, потому что Дима был у нас носителем ключа, и мы с Сашей, когда приходили раньше, дружно ждали его на лестнице. Часто, приходя второй, я заставала Сашу на лестнице с уже полунаписанным текстом... Все-таки, насколько я понимаю, творчество — это результат какой-то работы души и ума. Но он нас с Димой не выгонял, чтобы посидеть одному. Наоборот, это все было настолько необременительно, гармонично, мы там находились, не мешая друг другу».

Вскоре Евгения Каменецкая с подругой организовала Башлачёву концерт у Дмитрия Люлина. Вспоминает Людмила Воронцова: «Он только начинал выступать, и для того момента нам казалось, что все это очень успешно. Многие люди начали принимать в нем участие... Многие продюсеры на тот момент поняли, что человек он талантливый, один из них сказал: «Я тебя раскручу, но только имя у тебя неблагозвучное. Давай псевдоним придумаем». Саша сказал, что на всё согласен. Услышав псевдоним, он задумался. Псевдоним был Лермонтов».

Александр вернулся в Череповец. В ноябре Сергей Смирнов предложил ему записать новые песни. Сделанная тогда запись стала известна как «Песни шёпотом». Сергей рассказывает: «Встал вопрос: где взять гитару? Я вспомнил, что гитара есть у моего одноклассника. Он жил на улице Мамлеева. Мы рванули туда, потому что вечером у Башлачёва поезд, а время было уже ближе к вечеру. На автобусе доехали, пришли. Гитара есть, но надо посидеть полчасика, записать новые песни. Мой одноклассник говорит: «Не получится». Я спрашиваю: «Почему?» — «У меня папа с мамой сейчас будут кино смотреть». По-моему, по телевизору шел повтор «Семнадцати мгновений весны». Я говорю: «Мы — шепотом». «Ну ладно». Закрыли дверь в комнату, сели, Сашка начал. Я говорю: «Саня, только тихо!» Он тогда и сказал, что концерт придется назвать «Песни шёпотом». Тогда записали все новые песни, но лента еще оставалась. Я говорю: «Саня, давай еще чего-нибудь». «Да нет больше новых». Я говорю: «Давай Гребенщикова, давай Майка[133], кого угодно, только пой». Он спел тогда песню Сережи Нохрина — «У Большого у театра» и «Глаз» Гребенщикова. Он еще что-то пел, но пленки уже не хватило». Шесть песен, записанных тогда, изданы на альбоме «Башлачёв I» (треки 19–24). При этом впервые были исполнены такие вещи, как «Лихо», «Некому берёзу заломати» и «Зимняя сказка». Это была вторая запись, инициированная Сергеем. Он будет записывать Башлачёва еще дважды у себя дома.

В ноябре состоялся концерт в мансарде у Сергея Хренова (друга Евгении Каменецкой) в районе Гороховой улицы [см. фото 20]. Подруга Александра Марина Тимашева[134] позже будет спрашивать Башлачёва, почему в Петербурге так много андеграундной культуры, гораздо больше, чем, например, в Москве. Он ответит ей: «Ну как же ты не понимаешь?! Этот город стоит на болотах, и там внизу всё гниет, и крысы на своих длинных хвостах разносят эту инфекцию, это гниение, по углам, и там, в углах, вспыхивают очаги культуры».

Вскоре Башлачёв переехал в Ленинград уже окончательно и жил в квартире Евгении Каменецкой по адресу: проспект Кузнецова, дом 23, корпус 1, квартира 281. Восьмой этаж. Вспоминает[135] Александр Измайлов: «В Ленинграде Саша жил ночью... Утром он перешагивал через вповалку лежащих знакомых, а когда все просыпались — ставил пластинку с колокольным звоном. Он говорил, что это дает энергию на весь день». В 1985 году в интервью Игорю Леонову[136] Башлачёв так вкратце опишет перемены в своей жизни: «До питерской раскладушки был владельцем более солидной мебели, письменный стол до сих пор с угрюмой и безответной любовью вспоминает о несостоявшемся корреспонденте уездного города Череповца. Меньше года назад почти случайно встретился с ближайшим родственником советского рока, с известным Дядюшкой Ко, по линии мачехи — уважаемой прессы, которая охотно освещает проблемы «молодежной эстрады», слепя ей, любимой, прямо в рыло (что касается отчима — казенной прессы, тот привык давить в потемках). Дядя Ко [Артемий Троицкий] намекнул, что паренек на шее своей редакции не медаль и не пора ли ему в люди? Так парнишка за рыбным обозом и пришел записываться добровольцем в легион маршала Примитивных аккордов». Это не значит, что Александр перестал ездить к родителям, сестре и друзьям в Череповец — он приезжал в родной город раз в несколько месяцев.

В конце осени у Михаила Мазурова в Москве, недалеко от станции метро «Новокузнецкая», состоялся квартирный концерт, в котором, кроме Александра, участвовали Сергей Рыженко и Мария Володина[137].

В декабре была организована запись дома у Дмитрия Бучина в Ленинграде. Дмитрий вспоминает: «Из Москвы приехал какой-то человек с магнитофоном — Миша Баюканский[138]. И Башлачёв спросил: можно ли сделать такое дело, человек приехал, хочет записать. Я говорю: «Почему не записать? Давай!» Приехал Вишня[139], привез пару студийных микрофонов. Я помню, что один микрофон, чтобы он не ловил лишние звуки с улицы, мы подвесили к люстре над столом. Сварили кастрюлю глинтвейна. И так вот вчетвером провели вечер, записали кучу песен Башлачёва».

Людмила Воронцова, имевшая на работе пишущую машинку, перепечатала по рукописям практически