Сезон - Джона Лиза Дайер

Затем Энн пошла на кухню, и мы последовали за ней. Вскоре чайник оказался на плите. Я стояла сзади, постукивая от нетерпения ногой. Ну давай же быстрее!

– Будьте очень внимательны, не доводите воду до кипения. Сразу же снимайте чайник с огня, когда начнут подниматься маленькие пузырьки.

Я снова вздохнула, когда Энн выключила плиту, взяла прихватку и медленно сняла чайник. Девочки отошли в сторону, и мы все потащились обратно в столовую, где расселись вокруг стола и принялись наблюдать за тем, как Энн осторожно переливает воду в заварочный чайник.

– Заваривается листовой чай ровно четыре минуты, – сказала она. – Больше не надо. Время от времени, очень осторожно, поднимайте и опускайте фильтр.

Я готова была заорать!

В течение четырех минут Энн рассказывала о бутербродах, которые следует подавать к чаю, а также о том, где в Далласе следует покупать хлеб и настоящие английские сливки. Потом Энн перешла к выпечке. В какой-то момент я отключилась и принялась фантазировать о том, как рано уйду с вечеринки Лорен вместе с Хэнком, и напомнила себе, что нужно заранее договориться с Джулией, чтобы она не помешала в самый неподходящий момент.

– После того как чай заварится, разлейте его по чашкам. Держите чайник правой рукой и помогайте себе левой, чтобы удержать крышку на месте.

Энн уверенно наклонила чайник, из носика которого полилась ароматная жидкость. Мне даже показалось, что чай сейчас перельется через край, но Энн остановилась в самый последний момент, не пролив ни капли. Она спросила каждого из нас, как мы предпочитаем пить чай, и внимательно выслушала ответы. Сливки она налила так же ловко, как и чай, а сахар зачерпывала идеально ровными, одинаковыми горками.

Потом она показала нам, как следует держать блюдце и брать чашку. Мы все сделали глоток. Я поморщилась.

– Мисс Макнайт, вам есть что добавить?

– Просто… я хочу сказать, это ведь чай. Никто на самом деле не любит чай. На вкус он как вода из ванны. – Девчонки вздрогнули, а Изабель и вовсе пролила чай на блюдце. – Я уверена, что никогда за всю свою жизнь никого не стану поить чаем, так зачем мне знать, как его подавать?

– Чай, как и любой другой напиток, приготовленный для гостей, это повод, чтобы провести время за разговором с теми, кто вам небезразличен. Чаепитие создает приятную, расслабляющую атмосферу, а ваше внимание к деталям отражает ваше отношение к гостям. Если же гость вы, то ваше внимание свидетельствует о вашем отношении к хозяину.

В 4:59 вечера я бросилась к дверям:

– Спасибо, Энн, отличный был урок.

– Мисс Макнайт?

Я остановилась у выхода:

– Да?

– Не могли бы вы остаться и помочь мне прибраться?

Она что, шутит?!

– Мне очень жаль, Энн, но я не могу. Я уже опаздываю в одно место.

– О, я так и поняла. Впрочем, вы так явно демонстрировали свою нервозность на протяжении последнего часа, что мы все это поняли. Вообще-то я не должна была формулировать свою просьбу как вопрос. Просто останьтесь и помогите мне прибраться.

И что мне оставалось? Я положила обратно свою сумочку и с тоской посмотрела вслед девчонкам, выходящим из дома.

Я помогла Энн сложить тарелки и ложки и отнести их на кухню. Когда все лежало на стойке с раковиной, я наконец психанула и слетела с тормозов:

– Ну, и что дальше?

– Их нужно помыть.

– Разве это не то, для чего нужна посудомоечная машина?

– Это, – указала Энн на тарелки, чашки и блюдца, – двухсотлетний английский фарфор, доставшийся мне в наследство от матери. Его моют только руками и вытирают полотенцем.

Я раздраженно включила воду и взяла губку, а Энн достала из ящика маленькое полотенце. Когда вода стала горячей, я выдавила на губку моющее средство, и Энн, стоявшая рядом со мной, протянула мне первую чашку. Я взяла ее… и тут вдруг поняла, о чем она говорила. Чашечка была такая легкая и… нежная, как безе. Я посмотрела ее на свет, фарфор был почти прозрачным. Дизайн был выдержан в китайском стиле, ярко-синий. Я мыла ее осторожно, внезапно испугавшись, что могу нечаянно разбить или отколоть ручку. Я передала чашечку Энн так же аккуратно, как если бы держала в руках новорожденного.

– По какой-то причине, совершенно для меня неясной, я подозреваю, что внутри вас, Меган, живет прекрасная молодая женщина, – сказала Энн после того, как вытерла третью чашку. – Вот только я понятия не имею, как до нее добраться.

– Извините, – вздохнула я. – Просто у меня на этой неделе действительно очень много дел.

– У всех нас бывают ситуации, когда мы хотим находиться где-то еще, но проявлять нетерпение – значит вести себя грубо. Поспешность и мудрость вообще никогда не идут рука об руку.

Энн замолчала, я тоже не проронила ни слова, домыла чашки и перешла на блюдца.

– Быть любезной – значит вести себя так, словно нет на свете другого места, в котором бы ты сейчас хотела находиться сильнее. Даже если это неправда.

Я ополоснула молочник и теперь трудилась над чайником.

– Вы понимаете, что все эти маленькие девочки смотрят на вас?

– В самом деле? – Я замерла.

– О да, слышали бы вы их. Вы, Меган, именно та девушка, которой они все хотят быть, когда вырастут, – спортивная, но вместе с тем женственная, вы одеваетесь так, как нравится вам самой, но при этом вы будете танцевать на балу «Блубонет». Они следят за вами, ищут в вашем поведении подсказки, что следует говорить и как себя вести. И я не думаю, что раздражительность – это тот пример, который вы хотите подать им, не так ли?

– Да, вы правы, Энн.

– Я понимаю, что она вам не нравится, но обратите все же внимание на Лорен в эти выходные, на то, как она себя ведет, что делает. Она может быть очень обаятельной и любезной. – Энн закончила вытирать молочник. – Хотя я не уверена, что это естественное ее состояние.

О, МОЙ БОГ! Неужели Энн только что подколола при мне Лорен? Впрочем, шутила ли она? Я ничего не могла прочитать по ее спокойному, непроницаемому лицу. Не было ни улыбки, ни легкого мерцания в глазах, ни на секунду наморщенного носа… Но все же я была уверена, что только что услышала колкость.

– Я обращу на нее внимание. И… спасибо, Энн.

Она больше ничего не сказала. Вскоре вся посуда была перемыта и высушена, а я стала собирать свою сумку.

– Фарфор вашей матери прекрасен, – сказала я на прощание.

– Большое спасибо за то, что ничего не разбили. – И снова нельзя было понять, шутит Энн или нет.

В тот вечер мой чемодан – собранный, выпотрошенный, собранный снова и снова выпотрошенный, замененный на больший и собранный снова – стоял у двери, как собака, ожидающая прогулки. Завтра мы поедем на выходные к Лорен, целых два дня унылых пафосных разговоров, охота на фазана, приготовление еды на открытом воздухе… И в центре всего этого светского буйства – принцесса Лорен, представляющая сценку «джинсы и бриллианты». Я закончила смазывать и чистить свой дробовик, положила его в чехол и поставила у двери рядом с чемоданом. А потом вдруг решила перепроверить, все ли молнии на нем застегнуты, да и вообще все ли в порядке.