Любовь во времена Тюдоров. Обрученные судьбой - Ольга Васильевна Болгова

вы исчезли, и я поверил – был вынужден поверить! – этим проклятым разговорам о вашей гибели. Куда вы пропали? И где вас столько лет носили черти, Перси?

Воспоминания нахлынули волной, словно все, что случилось тогда, осенью 1523-го[51], произошло не тринадцать лет назад, а лишь вчера. Воспоминания, которые обрывались в сырой осенней ночи.

– Я очнулся в лесу, раненный, – Ральф пожал плечами. – Полз, куда не знаю сам. Снова очнулся уже в одном доме. Провалялся в постели почти месяц. Потом услышал, что наши застряли под Парижем, но не стал возвращаться в армию. Сел на судно в Кале и отправился в путь, на все эти годы. Перед вами, Скроуп, сидит дезертир и пират.

– В то, что вы пират, Перси, я охотно поверю, – усмехнулся сэр Мармадьюк, – а что дезертир… Бросьте! После Руа, когда мы стояли возле самого Парижа, ждали обещанного подкрепления и приказа на штурм, грянули холода. Мы гибли там, черт побери, на этом морозе! Солдаты начали разбегаться, подкрепление так и не подошло, мы отступили, а в итоге Саффолк[52] распустил армию. Так что никакого дезертирства – все по повелению и на благо. – Он многозначительно закатил глаза. – Кстати, тогда я обморозил два пальца и чуть их не лишился.

Сэр Мармадьюк пошевелил пальцами, словно решил убедиться, на месте ли они, щелкнул ими – в перстне сверкнул яркой синевой драгоценный камень. Скроуп наклонился к Ральфу, глянул в упор.

– И не помните, кто вас ранил!

– Не помню, – сказал Перси. – Понятия не имею, что случилось.

Он замолчал, вновь безнадежно пытаясь – в который раз! – вспомнить хоть что-то из той ночи под Руа, которая едва не стала последней в его жизни.

– Ночью французы, похоже мародеры, небольшим отрядом пробрались в наш лагерь, – сэр Мармадьюк откинулся на спинку кресла, задумчиво повертел печатку на мизинце. – Они убили несколько солдат, в том числе вашего оруженосца, прихватили с собой их вещи и так же тихо ушли. Мы обнаружили это лишь утром. Вас среди убитых не было, все решили, что вы попали в плен. Мы еще наступали, о дезертирстве никто не помышлял, поэтому такой вопрос и не возник, да и никто не мог так о вас подумать. Ну а потом началась эта неразбериха под Парижем. – Скроуп махнул рукой. – Ваши вещи тоже пропали, остался только меч. Видимо, в темноте не заметили. Я его подобрал и сохранил. Это фамильный, вашего отца?

Ральф слушал Скроупа, изумляясь все больше и больше. Своим рассказом тот словно добавлял потерянные осколки к разбитому когда-то сосуду. Тогда, очнувшись в доме молодой трактирщицы, он мучительно вспоминал, что же с ним случилось, расспрашивал добрую женщину, которая также ничего толком не могла ему рассказать, кроме того, что нашла его в лесу полуживого, с кинжалом в спине. Дублет, что был тогда на нем, так и не смогли отчистить от пропитавшей его крови. А потом, через месяц, когда страшная рана затянулась и он, набравшись сил, смог вставать и передвигаться, добрая вдова долечила его известным способом. Ральф еще на месяц забылся в горячих объятиях пылкой француженки, уже не пытаясь выяснить истину. Он не стал рассказывать эти подробности. Возможно, в другой раз, сейчас было важнее попытаться собрать осколки. И меч… У Ральфа даже сжалось горло, когда он услышал об отцовском мече.

– Скроуп, дружище, вы сохранили мой меч?!

Нетерпение увидеть фамильный клинок охватило его. Он опустошил кубок с вином, даже не заметив, как сделал это.

– Сохранил, – сэр Мармадьюк встал, прошел к дальней стене, где висело оружие, снял узорчатые ножны. – Вот, возьмите, Перси.

Ральф сжал прохладный металл эфеса, осторожно, словно боясь спугнуть что-то, повисшее в воздухе, вытянул меч из начищенных ножен, прикоснулся губами к тронутой чеканным узором стали. Ему показалось или влага действительно наполнила глаза? Вернув меч в темноту ножен, он столь же осторожно положил его на стол.

– Вы помнили обо мне все эти годы, – глухо сказал он. – Несмотря на то, что считали погибшим…

– Я хранил этот меч как память. Черт, Перси, вы же не были для меня просто знакомым, вы были другом. И видите, все же не зря я сберег ваше оружие, – сэр Мармадьюк поднял кубок. – За воскрешение из мертвых, дружище!

Они выпили, Скроуп грохнул пустым кубком о столешницу и крикнул слуге, чтобы принесли новый кувшин с вином.

– Почему вы не подавали о себе вести? Или у вас были причины держаться подальше от родного острова?

– Я не был в Англии, хотя не раз проходил на корабле мимо ее берегов. Если у нас будет время и вы захотите послушать рассказ о моих странствиях, я к вашим услугам, – улыбнулся Ральф. – Тогда во Франции, оправившись от раны, я не хотел возвращаться сюда. Что ждало меня в Англии? Обвинение в дезертирстве, жена семи лет, ссора с братом… А я был молод, мечтал увидеть свет. На беду или удачу, мне встретился человек, который так увлек меня мыслью о плавании, что я не смог устоять.

– Дружище, с удовольствием послушаю ваши рассказы, – сказал Скроуп и, посерьезнев, добавил: – Я должен был отдать ваше оружие графу Нортумберленду, но не сделал этого. Сам не знаю почему. Хранил этот меч в нелепой надежде, что когда-нибудь смогу вручить его лично вам.

Он потянулся, хлопнул Перси по плечу, будто желал удостовериться, что его друг жив и невредим, и вновь уселся в свое кресло.

– Хорошо, что вы не отдали меч брату, – сказал Ральф. – Он ни за что не вернул бы мне его.

Скроуп помолчал, ожидая, пока слуга водрузит на стол блюдо с запеченными куропатками и бараньей ногой, только снятой с вертела.

– Закусывайте, дружище! – Он ловко нарезал куски мяса, положил на блюдо перед гостем.

Ральф с наслаждением принялся за еду, сэр Мармадьюк наполнил кубки вином и, подождав, пока его гость утолил первый голод, сказал:

– Перси, я помню, вы рассказывали, что поссорились с братом. Но прошло столько лет… Надо забыть старые обиды. Вы навестите графа? Он здесь, в Лондоне, и, уверен, будет чертовски рад видеть вас.

– Уже навестил, – усмехнулся Перси и подцепил с блюда еще один кусок превосходно приготовленной баранины. – И братец вовсе не был рад меня видеть.

– Он, верно, чувствует свою вину перед вами. – Скроуп бросил на друга сочувственный взгляд. – Граф, конечно, поспешил, но если он считал вас погибшим, то можно понять его желание заблаговременно позаботиться о наследнике титула – говорят, его сиятельство болен…

Ральф насторожился. Неужели о том, что Генри отобрал его поместье, уже всем известно? И что еще предпринял его хитроумный брат?

– В чем поспешил граф? Объясните-ка поподробнее!

– Я понимаю, что вы расстроены,