Дикий Восток - Александр Афанасьев

Сержант отхлебнул пива

— Вместе с горцами они перетравили кое-кого из наших, кто был там. Советников, еще какую-то христианскую миссию, которая пыталась обратить местных. А у горцев — есть такое правило — тхаар. Кровная месть. Срока давности не имеет.

— Ты был там с полком…

— Был. Очередное наведение порядка…

— И как они отнесутся к британцам?

— На востоке наводили порядок. Дофар — на Западе

Сержант отхлебнул еще пива, стукнул пустой кружкой по столу

— Наджран, значит.

— Да.

— В Наджране есть точка. Старший так, если ничего не изменилось Герб Финли.

— Бродяга Финли?

— Он самый…

Как и все, кто занимается одним, важным, но опасным делом — все они примерно знали друг друга…

— Я слышал, он словил пулю в брюхо.

— Поэтому, сейчас он не на оперативной работе, просто сидит на месте, и смотрит, чтобы то, что должно быть сделано — было сделано. По горам шустрят молодые.

— Те, кого ты учишь?

Сержант никак не отреагировал. Любой откровенности — был предел. И ему сейчас — надо было решать открыться или нет.

— Там есть дело, которое надо решить. Кое-кто наверху считает, что русские испытывают там управляемые ракеты. Готовятся воевать с нашим флотом.

Сержант фыркнул

— Другого места не нашли…

— Знаешь что-то об этом?

Сержант задумался, прежде чем ответить.

— Как сказать… Несколько лет назад — кое-кто не вернулся с задания. Задание было на базе Инжирлик, там у русских совершенно случайно получился взрыв склада авиационных боеприпасов. Дело это давнее. Но русские не прекращали и не прекратят искать способы, как серьезно достать нас. Равно как и мы — не прекратим доставать их…

Сержант — посмотрел на собеседника неожиданно трезвым взглядом.

— Если русские там и делают что-то, то цели могут быть совсем не кораблями. В горах Дофара — тоже есть немало интересного. Оман — единственное, что у нас осталось на полуострове. И если русские решат что-то начать — то начнут с него.

Сержант показал на сэра Роберта указательным пальцем, как пистолетом.

— Не попадись…

Провожали реестрового казака Григория Велехова совсем не так как положено по старине провожать казака на военную службу. Никак его не провожали… и старики даже ничего не сказали. Отрезанным ломтем был Григорий, хоть и рожак отсюда — а отрезанным. Лицом темный как турок, с загаром несходящим, нрава резкого… языки знал, как басурман какой… не казак уже совсем не казак. Так и получалось, что кто на Восток, на чужбинушку уехал… мало кто в родные то земли возвращался. Кто там и прижился, землицу заимел, да детки пошли… а кто и с концами. Кого похоронили — выкопали неглубокую яму в каменистой земле, засыпали, да крест какой— никакой поверх воткнули, а кто и — так лег, и без погребения должного, христианского… только ветер косточками играет. Только собрались под вечер казаки, да врезали почти в полном молчании самогона… потом по домам растаскивали, да жинка у Петрухи Кательникова, как по покойному выла, да в драку бросалась. Оно и понятно… за то и не любили Григория, что сам на войну сорвался, да казаков повел, того же Кательникова, да Степана Боровскова. От куреней родных оторвал… и не зря жинки то, как по покойнику голосили, на войну ведь, хоть и говорят, что не там войны… да как Пантелеевна то своего хоронила… в гроб бросилась, схватила, а голова то в руках оказалась — не пришили в морге толком. Вот тебе и война — не война…

А Лена… та даже провожать не вышла…боялась, что не сдержит в себе, скажет. Пока незаметно было… да и то ладно а ведь все равно сорвется, только домой каждую минуту рваться будет, так и приедет … в гробу. На Востоке женщины испокон веку мужей на джихад отпускали… тут то же самое почти, да с другой стороны только.

Джихад…

Атаману они и впрямь занадобились чем-то — прислал машину, да не какую-никакую, а Додж из-под себя, с закрытым кузовом, тонна с четвертью, да с сидельцем[70] своим за шофера. Погрузили так казаки свой скарб немудреный — да и тронулись.

По шляху ехать — дюже скучно, и посмотреть то нечего, то поля распаханные, то перелески. Где волк проскочит, али заяц, али лиса — и то развлечение какое-никакое. Хорошо, что машина — то не конь, до Новочеркасска за пару часов со свистом домчит. Вот и затеяли от нечего делать казаки разговор…

— Мишка то… он как… как его угораздило то? — спросил Боровсков, низенький светловолосый, совсем не похожий на казака, но отменный боец и стрелок, просто немерянной храбрости и лихости — гутарят конвой вел?

— То и гутарят. А как там… сам не знаешь, что ли?

— Да уж подзабыл изрядно.

— Ничего… Зараз вспомнишь…

— Атаман опять жидиться будет — вступил в разговор и Кательников — с него хрен чего выпросишь…

— Если будет — в тот же день поворачиваем оглобли и назад. Да только не станет он жидиться… слыхали про новый порядок справления службы?

— Да гутарили что-то, на Круге.

— А слушать надо было. Сейчас — за деньги служить дозволяется.

— Это как?

— А вот так… где если… чечены, скажем, или такие же — с той местности люди с кругом договаривается, а круг казаков посылает. Они всех этих… и выводят

— Тю… так мы из войны не вылезем.

— А что — вылезали когда-то?

Кательников подкрутил ус, скривился

— Твоя правда — и не вылезали. На той неделе в Березовку двоих привезли… хоронить нечего, старики ажник от горя почернели. Вот тебе и служба.

— Дело гутаришь. И сколько те же первогодки наслужат… только пулю себе, да и все дела. Нам то — зараз проще будет.

— Да куда проще… Горы они и есть горы.

— Не скажи. Кому проще — нам, кто по второй категории… да срочку отломал, или этим… Помнишь, заставы были?

— Было дело.

— А толку? Все равно — кто хочет, тот кругом обойдет. Только стоишь, как дудак да выстрела ждешь.

— По горам тоже не дадут шерстить. Мир там.

— А мы спросили… Какой там мир…

— Какой-никакой. Что делать то будешь?

— Соберем людишек. Там посмотрим…