Зимняя песнь - С. Джей-Джонс

В ушах у меня зазвенел детский смех – скорее воспоминание, нежели звук; память о девочке и мальчике, танцующих на лесной опушке. Он, повелитель гоблинов, и она, дочка хозяина гостиницы. Нет, дочка музыканта. Точнее, девочка-музыкант.

Жена, сказал мальчик. Мне нужна жена. Когда-нибудь ты выйдешь за меня?

Девочка-музыкант засмеялась.

Просто дай мне шанс, Элизабет.

– Шанс, – прошептала я. – Дай мне шанс на победу. Луна еще не взошла.

Король гоблинов долго молчал, а потом наконец изрек:

– В этой игре нельзя победить. Ни тебе, ни мне.

Я качнула головой.

– Я должна попытаться.

– О, Элизабет. – То, как он произнес мое имя, затронуло во мне самую глубокую струнку. – Твоим упорством стоило бы восхититься, не будь оно столь бессмысленным.

Я открыла рот, собираясь возразить, но Король гоблинов приложил к моим губам длинные тонкие пальцы.

– Хорошо, – сказал он. – Последний шанс. Еще один раунд. Найди сестру, и я отпущу вас обеих.

– Это все?

Ответом мне стала улыбка – недобрая, зловещая.

– Ладно, – дрожащим голосом промолвила я и позвала: – Кете, идем, нам пора домой.

Но сестра ко мне не подошла.

– Кете?

Я рывком развернулась и обнаружила, что ее нет. Кете исчезла. Опять.

Найди сестру.

И тогда я закричала. Пещера содрогнулась от моего вопля, полного ярости, отвращения к себе, ненависти, отчаяния. Мир снова изменился, я снова стояла на холоде, посреди странного, таинственного леса, и над моей головой мерцали звезды. Небо было ясным, и они равнодушно взирали на меня со своей недосягаемой высоты. Я находилась в верхнем мире.

– О, нет, – простонала я. – Нет, нет, нет.

Лес безмолвствовал, лишь слабое эхо издевательского хохота Короля гоблинов какое-то время разносилось по округе, а потом угасло и оно.

– Негодяй! – в бешенстве вскричала я. – Выходи и сражайся честно!

И, да, я его увидела. Он стоял в дальней рощице и держал Кете на руках. Ее обмякшее тело свешивалось с них, будто напрестольная пелена с алтаря; голова была запрокинута назад, кисти безвольно болтались. Вдвоем они напоминали чудовищную пародию на пьету: ухмыляющийся Король гоблинов выступал в роли скорбящего, моя сестра – в роли мертвого мученика.

Я рванулась к ним, но в тот миг, когда мои пальцы коснулись юбки Кете, и она, и Король гоблинов растаяли в воздухе. Там, где еще секунду назад была моя сестра, трепетал на ветру лишь клочок шелка, зацепившийся за ветку березы.

– Лизель! – раздался приглушенный оклик. Я закрутилась волчком, отчаянно пытаясь определить, откуда исходит звук. Вон, вон она, в клетке из прутьев! Но нет, это лишь деревце, опутанное колючими побегами ежевики. Потом я увидела ее с руками, связанными за спиной, во власти бывших ухажеров. На людей они более не походили, несмотря на смазливую внешность, и их развратные улыбки выглядели уже не соблазнительными, а угрожающими.

Я погналась за ними, но вместо Кете сама оказалась в их когтистых лапах. Со всех сторон меня окружали высокие элегантные гоблины, вылепленные по образу и подобию своего короля – томные, красивые, безжалостные. Я ощущала прикосновения влажных губ; гоблины жалили мою шею поцелуями, оставляя засосы, точно хотели меня сожрать. Ах, нет, то были совсем не гоблины, а сухие мерзлые ветки, которые цеплялись мне в волосы и раздирали одежду, превращая ее в лохмотья.

– Лизель!

Крик показался мне слабее, но как будто ближе. Как будто Кете где-то внизу, похороненная глубоко под землей. Я упала на колени и принялась остервенело рыть землю голыми руками.

– Сдавайся, Элизабет, – воззвал ко мне Король гоблинов. – Признай свое поражение и покорись мне.

Его голос доносился из ниоткуда и отовсюду. Он был ветром и землей, листвой и деревьями, небом и звездами. Я боролась против него, а лес – за него, путая мое ощущение времени, расстояния и даже самой себя.

– Лизель!

Глухой стук. Когда я разгребла листья и ветки, камни и землю, мои руки наткнулись на что-то твердое и гладкое, как стекло.

– Лизель!

Внизу, отделенная от меня ледяной стеной, находилась Кете. Замерзший пруд? Тщетно колотила я по льду, выкликая ее имя. Моя сестра тонет? Я взвыла от бессильного отчаяния, но продолжала лупить по льду и царапать его ногтями, и мои разбитые ладони оставляли на гладкой поверхности кровавые разводы.

Внезапно лед стал прозрачным, и я увидела перепуганную Кете. Лицо ее было перекошено от страха, но в целом она выглядела здоровой. Однако стоило мне присмотреться поближе, как все изменилось. От неожиданности у меня закружилась голова: подо мной была не черная бездна скованного льдом пруда, но мерцающая бесконечность зимнего неба. Кете смотрела не вверх, а вниз, словно бы склонилась над водой, а не плавала в ней. Она стучала по прозрачной стенке в такт со мной, но я уже не понимала, где верх, где низ. Кто из нас заперт под землей, я или она?

– Сдавайся, Элизабет. – Лик Короля гоблинов отразился в ледяном зеркале, но, когда я обернулась, то позади никого не обнаружила. – Сдавайся.

Я его не слушала. Я искала что-нибудь – что угодно, – чем можно разбить лед, и не находила. Ни камня, ни сучка, ни ветки. И тут я вспомнила про гоблинскую флейту. Я сунула ее за пояс, когда коридоры Подземного мира стали сужаться в туннели, когда я уже не могла играть, потому что приходилось ползти на четвереньках. Трясущимися руками я принялась развязывать тесемки, удерживавшие мой передник, юбку и стыдливость. Было уже не до приличий; я рванула юбку и высвободила из-за пояса флейту.

В глазах Короля гоблинов, чье отражение по-прежнему смотрело на меня из ледяного зеркала, мелькнула растерянность.

– Элизабет, не делай этого…

Продолжения я уже не услышала. Держа флейту обеими руками, я вскинула ее над головой. Ветер, угодивший в ловушку бессчетных нот и пауз, засвистал сладкую мелодию, в которой потонули все остальные звуки. И тогда я со всей силы вонзила инструмент в толщу льда, словно топор.

Открыв глаза, я едва не ослепла от яркого света. Заслонилась ладонью от лучей и все равно ничего не смогла разглядеть. Стоял жуткий холод, но свежий воздух бодрил и дарил ощущение открытого пространства.

– Я впечатлен.

Я сощурилась. Контуры гибкой, долговязой фигуры Короля гоблинов я различала плохо, зато его глаза, в которых отражался свет, блестели в темноте, будто волчьи.

– Несмотря ни на что, Элизабет, тебе удалось меня сломить.

Мой смех, раскатившийся по округе, был таким же грубым, как камни под руками. Привыкнув к свету, я увидела, что мы с Королем гоблинов распластались на земле, точно два убитых в бою солдата. Мы находились в землянке, которую озарял яркий свет, льющийся откуда-то сверху. Полная луна.