Зимняя песнь - С. Джей-Джонс

– Лизель… – Голос Кете ослабел до прерывистого шепота. – Лизель… мне не очень… хорошо. Я…

– Тс-с-с. Я позову камеристок.

Кете качнула подбородком.

– Пусть придет мама, – прохныкала она. – Я хочу…

Я не знала, что делать. Мама – далеко; жизнь – далеко и ускользает от моей сестры еще дальше. Горло душили гнев и отчаяние, но я не дала воли эмоциям. Кете смотрела на меня огромными испуганными глазами, и ради нее я улыбалась. Маминой улыбкой – спокойной и ободряющей, вопреки всем невзгодам.

Поудобнее устроив сестру на подушках, я стала гладить ее по волосам и мурлыкать колыбельную, которую нам часто пела мама. В моем исполнении не было и доли маминой мелодичности, но Кете утешило и это. К моему удивлению, она принялась подпевать, старательно пытаясь попадать в ноты, несмотря на полное отсутствие слуха. В детстве моя сестра переживала этот факт очень болезненно и потому наотрез отказывалась петь и играть в любые музыкальные игры, которые мы устраивали в семье.

– Лизель…

Голос был крайне слаб, но я расслышала ее, мою настоящую сестру, отделенную от меня стеной заклятья. Я осеклась.

Кете схватила меня за руку.

– Нет, нет, продолжай петь. Пожалуйста, пой.

Я перестала гладить ее по волосам и начала колыбельную заново, без слов пропевая мотив протяжным «о-о-о». Я пела и одновременно старалась придумать, как быть дальше.

– Кете, сестренка родная, ты здесь?

Вопрос плохо укладывался в ритм колыбельной, но только так я могла говорить с ней, не обрывая мелодию.

– Да, здесь, – с трудом вымолвила она. – Твоя музыка… рассеивает мглу.

– Надо бежать, надо спешить прочь. Твой жених хочет забрать свой трофей.

– Мой жених?.. – Голубые глаза Кете затуманились, и я мысленно выругала себя за ошибку в собственном заклинании, которое пыталась сплести вокруг сестры.

– Неважно, не страшно, бежим со мной, поспешим!

– Поспешим, – повторила она. Обвела взглядом землянку, словно впервые увидела ее по-настоящему. – Да, мы должны спешить.

– Есть ли силы, можешь ли бежать? Ты так слаба, так бледна.

– Да. – Она с трудом кивнула. Затем точно отдала себе приказ, и щеки вновь порозовели, а в голубых глазах сверкнула решимость. – Могу.

– Тогда за мной, за мной!

Кете еще раз кивнула.

– Иду, Лизель, – едва слышно промолвила она. – Сейчас иду.

Я торопилась. Подняв Кете с постели, я одела ее и оделась сама, выбрав самые практичные платья из тех, что имелись. При себе у меня не было ничего, даже моей примитивной и путаной карты Подземного мира. Однако времени что-то планировать уже не было. Заблудимся мы или нет, уже не имело значения; отпущенный мне срок истекал, так что я, подобно Гаммельнскому крысолову, повела сестру прочь.

У меня начал садиться голос. Я поняла, что долго петь не смогу и, чтобы удерживать сестру в плену моих чар, нужен другой способ. Меня вдруг осенило, и я чуть не сбилась с такта – очень уж хотелось рассмеяться. Флейта! Подарок высокого элегантного незнакомца. С ее помощью я нашла вход сюда, с ней же найду выход.

В мгновение ока передо мной возникли Веточка и Колютик. Вторую мой приказ явно разозлил, первую же, судя по всему, – удивил. Высокая, тощая гоблинка почти с благоговением протянула мне инструмент.

Втиснуть строчку «Я так хочу» у меня не получилось. Моя импровизированная песнь все больше утрачивала ритм и мелодику.

– Отсюда нет пути наверх, смертная, – сообщила Колютик. – Не стоит и пробовать.

Я покачала головой, продолжая напевать мотив без слов. Посмотрела на Кете, чье бледное изможденное лицо блестело от холодного пота.

– Я здесь, – сказала она напряженным, далеким голосом. – Я еще здесь.

Веточка вперила в меня взгляд своих нечеловеческих глаз, темных, бездонных и непроницаемых. Мне вдруг захотелось увидеть в них проблеск доброты.

– Знай, смертная, – сказала она, – в Подземном мире все пути ведут к началу и концу. Что есть начало, а что – конец, решать тебе. Будь верна себе, не мешкай. Помни: Древний закон сколько дает, столько и отнимает. Покинуть Подземный мир тебе будет нелегко.

– Она не справится, – фыркнула Колютик. – Ни одному смертному не под силу нарушить древнее равновесие. – Она растянула рот в безобразной ухмылке, обнажившей зубы. – Что ж, удачи. Удача тебе ой как понадобится.

Я пропустила мимо ушей насмешку Колютика и благодарно кивнула Веточке. Гоблинки растаяли в воздухе.

– Говори со мной, родная, – пропела я Кете. – Будь со мной. Пой!

И поднесла флейту к губам.

* * *

Подземный мир был настоящим лабиринтом. Одни коридоры вели вверх, другие делали петлю и закольцовывались, третьи упирались в стену. Я не могла взять Кете за руку, так как играла на флейте, и поэтому она держалась за тесемки моего передника. Если она спотыкалась или останавливалась, я наигрывала мелодию из детства – канон, ритмичную «скакалочку», шутливую припевку.

– Тебе все равно не победить.

Передо мной в неровном пламени факелов, окутанный тенью, стоял Король гоблинов. На нем был плащ с капюшоном – как тогда, на рынке, когда я впервые встретила высокого, элегантного и таинственного незнакомца. Я резко затормозила; Кете налетела на меня сзади.

– Что случилось? – робко спросила она. – С тобой все в порядке?

Я сверлила Короля гоблинов глазами, а взор Кете беспомощно метался по сторонам – она просто не видела худощавую фигуру, преградившую наш путь. Уголок его рта пополз вверх; криво усмехнувшись, он поднес обтянутый перчаткой палец к губам: тс-с-с.

В коридоре подул ветер, холодный и пронизывающий. Мучительно-сладко пахну́ло верхним миром: листвой, глинистой почвой, льдом и свободой. Сестра прижалась ко мне всем телом, я почувствовала, как сильно она дрожит. Ветер носился вокруг нас, будто невидимый дух-проказник, хватал за волосы, шаловливо дергал за рукава и подолы.

– Лизель, долго нам еще идти? – спросила Кете.

Я не рискнула опустить флейту, чтобы успокоить сестру. Из-под капюшона блеснули глаза Короля гоблинов. Я вскинула голову и посмотрела на него в упор.

Сейчас в нем не было ничего от юноши с печальными глазами; облик Короля гоблинов был соткан из теней и иллюзий. Предо мной стоял Эрлькёниг собственной персоной – древний миф, первичный элементаль. Мастер обмана, искуситель, король. Я искала в его лице хотя бы малейшее сходство с тем аскетичным молодым человеком, что был изображен на портрете в дальнем углу галереи, с моим Королем гоблинов, и не находила его.