The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

и в Китае) были получены не в Европе, а в Америке. Насколько нам известно, эта книга - первый опубликованный китайцем рассказ о западной стране: довольно скудный по сравнению с объемными работами европейских авторов, но удивительно открытый в отношении материальной культуры и технологий Америки, которые Линь Цянь считал полезным перенести в Китай. Хотя книга и не написана в форме отчета о положении дел в стране, она остается близкой к реальности и отнюдь не говорит о чужих вещах с пренебрежительным непониманием. Но Линь Цянь был никем в конфуцианской системе ученых-государственников; его текст не отражал того, как китайцы видели мир в то время, и не дошел до достаточного количества читателей, чтобы оказать реальное влияние.

Гораздо большее влияние оказал "Хайгуо тучжи" ("Иллюстрированный трактат о заморских королевствах"), который ученый и чиновник Вэй Юань опубликовал в 1844 году. Интерес к зарубежным странам у этого разностороннего автора появился только в результате недавнего поражения в Опиумной войне. Но хотя он собрал много информации о Европе и Америке, главное внимание он уделял давно забытым отношениям Китая с морской Юго-Восточной Азией; его консервативной политической целью было создание (или воссоздание) господства над иерархически структурированной системой дани в Южно-Китайском море как средства защиты Китая от европейских колониальных держав. Вэй не основал научной традиции мировой географии, как и его преемник в изучении зарубежных стран чиновник Сюй Цзиюй, чей труд "Инхуань чжилюэ" ("Краткий отчет о приморских районах" [1848]) стал первым комплексным изложением политической ситуации в мире с позиций конфуцианского реализма. Сюй не знал иностранных языков и вынужден был опираться в своих источниках на то немногое, что уже было переведено на китайский язык. Только после 1866 г. книга Сюя получила признание и более широкую читательскую аудиторию в официальных кругах. К тому времени Китаю пришлось пережить вторую войну с Великобританией (на этот раз с Францией), и познание Запада стало для него первоочередной задачей. В XIX веке китайцы не осваивали мировые пространства интеллектуально, а попытались сориентироваться в них только тогда, когда это стало неизбежным в середине 1890-х годов.

Япония уже раньше начала обращать внимание на события во внешнем мире и их пространственные аспекты. В середине XVII века, когда Япония закрылась от европейцев, сёгунат Токугава создал своего рода иностранную секретную службу для сбора информации о событиях в материковой Азии, особенно о драматическом завоевании Китая маньчжурской династией Цин в 1640-1680-х годах. Были опасения, что "варвары"-маньчжуры устроят повторение попытки монгольского вторжения в Японию в XIII веке. В XVIII веке получила развитие "голландская учеба" (рэнгаку), когда небольшому числу европейских служащих голландской Ост-Индской компании было разрешено проживать в стране на строгих условиях и под пристальным наблюдением. В портовом городе Нагасаки, где им был выделен специальный торговый пост, целая иерархия переводчиков занималась оценкой литературы на голландском (а позднее на английском и русском) языке для использования политиками и учеными. Таким образом, в 1800 г. японцы были гораздо лучше китайцев информированы о Западе и его колониальной деятельности в Азии.

Однако настоящего "открытия" Запада пришлось ждать до открытия страны в 1850-х годах, когда западной географии стали уделять широкое внимание и предпринимались методичные попытки сбора информации и впечатлений из-за рубежа. В 1871 году сорок девять японских сановников и высших чиновников, составлявших половину правящей олигархии, отправились в путешествие по США и Европе, рассчитанное на полтора года. Кое-что было уже известно из книг и почти двухвекового опыта дипломатических контактов. Но многое другое удивило участников "миссии Ивакура" (по имени ее руководителя): не только странный образ жизни иностранцев, но и отсталость Японии во многих областях, различия между Европой и Америкой, снижение уровня цивилизации в Европе по мере удаления на восток от Парижа и Лондона, и, прежде всего, тот факт, что впечатляющие успехи Европы были достигнуты лишь в последние несколько десятилетий.

Во второй половине XIX века развернулись два параллельных и во многом взаимосвязанных процесса. Во-первых, европейские географы-профессионалы и географы-любители осуществляли свою программу открытий более систематически, чем когда-либо прежде, все больше конкурируя друг с другом по национальному признаку. Пустые места на карте мира постепенно заполнялись, а путешественники и географы создавали растущий массив знаний, который был непосредственно полезен колониальным и имперским правителям. В то же время местная картография становилась все более совершенной. Так, первая карта Парижа, точно отражающая расположение зданий, появилась только в начале 1780-х годов, причем не в качестве услуги туристам, а как инструмент для решения имущественных вопросов. В результате был создан новый стандарт объективного, неперспективного, геодезически точного изображения мира - научного представления земной поверхности, а не ее мысленного образа, привязанного к конкретному месту. Завершение этой работы перед Первой мировой войной способствовало повышению мирового престижа европейско-американской геонауки. Военные руководители были благодарны за этот материал, а более высокое качество карт сослужило хорошую службу японцам в их войнах против Китая (1894-95 гг.) и России (1904-05 гг.).

Во-вторых, эта большая объективность сопровождалась общей перестройкой субъективных пространственных образов. Горизонты расширялись, центры теряли свою центральность. Многие наблюдатели вдруг осознали, что они находятся уже не в центре собственного мира, а на периферии новых развивающихся более крупных контекстов, таких как международная система государств или торгово-финансовые сети. Появились новые центры и ориентиры. Например, после 1868 г. Япония сменила ориентацию с близлежащего Китая на далекий, но более близкий в военном и экономическом отношении "Запад", пока спустя тридцать лет не открыла для себя материковую Азию как пространство для собственной имперской экспансии. Общества, чьи взоры были обращены вглубь материка, осознали, что им угрожают новые и беспрецедентные угрозы из-за рубежа, но и новые возможности, похоже, открываются с той же стороны. Новые перспективы манили и устоявшиеся имперские центры: так, например, османское руководство, постепенно вытесняемое с Балкан, стало осознавать потенциальную ценность Аравии.

 

4. Пространства взаимодействия: Суша и море

Историческая география работает с различными концепциями "пространства", которые также могут быть использованы в вопросах, касающихся всемирной истории. Особенно важны пять концепций, которые приводят к разным типам повествования.

(а) Пространство как распределение мест - истории локализации. Как распределяются в пространстве явления разного времени и можно ли выявить какие-либо закономерности при изучении их распределения? Такие вопросы возникают, например, в истории расселения населения, включая пространственную форму урбанизации в XIX веке. Они также возникают в аграрной истории в связи с распределением землепользования и типов предприятий или в истории индустриализации в районах, расположенных вблизи богатых природных ресурсов. Этот подход полезен не в последнюю очередь тем, что позволяет рассмотреть распространение институтов, технологий