Смерть Ахиллеса - Борис Акунин

— Как вы могли такое подумать? Нет, япросто сказала: выбирай — или я, или то, что ты затеваешь. Я знала, каков будетответ… — Она зло вытерла слезы. — Но мне и в голову не приходило, чтовсё закончится таким скверным и пошлым фарсом. Будущего Бонапарта убьют из-запачки ассигнаций… Сказано в Библии — «будут постыжены гордые».

Она замахала руками — мол, всё, больше немогу, и заплакала навзрыд, уже не сдерживаясь.

Подождав пока минует пик рыданий, Фандоринвполголоса произнес:

— Похоже, д-дело здесь вовсе не вассигнациях.

— А в чем? — всхлипнула ЕкатеринаАлександровна. — Ведь его все-таки убили, да? Я почему-то верю, что выдокопаетесь до истины. Поклянитесь, что расскажете мне всю правду о его смерти.

Эраст Петрович сконфуженно отвернулся, подумаво том, что женщины несравненно лучше мужчин — преданнее, искреннее, цельнее.Разумеется, если по-настоящему любят.

— Да-да, непременно, — пробормоталон, твердо зная, что никогда и ни за что не расскажет Екатерине Александровневсей правды о смерти ее возлюбленного.

Тут разговор пришлось оборвать, потому что заФандориным явился посыльный от генерал-губернатора.

* * *

— Как содержимое сейфа, вашепревосходительство? — спросил коллежский асессор. — Обнаружиличто-нибудь интересное?

— Массу, — с довольным видом ответилобер-полицеймейстер. — Картина темных делишек покойного в значительноймере прояснилась. Надо будет еще поколдовать с расшифровкой денежных записей.Со многих цветков наша пчелка нектар собирала, не только с Миши Маленького. Ачто у вас?

— Да есть кое-что, — скромно ответилФандорин.

Разговор происходил в генерал-губернаторскомкабинете. Самого Долгорукого, однако же, пока не было — по словам секретаря,его сиятельство заканчивали обед.

Наконец появился Владимир Андреевич. Вошел свидом загадочным и значительным, сел, официально откашлялся.

— Господа, по телеграфу получен ответ изПетербурга на мой подробный рапорт. Как видите, дело было сочтено настольковажным, что обошлось без проволочек. В данном случае я — всего лишь передаточноезвено. Вот что пишет граф Толстов: «Милостивый государь Владимир Андреевич, вответ на Вашу депешу довожу до Вашего сведения, что капитан Певцов,действительно, состоит при шефе Жандармского корпуса и в настоящее времянаходится в Москве с особым заданием. В частности, капитану предписывалосьнегласно изъять портфель, в котором могли содержаться документы, представляющиегосударственную важность. Следствие по делу о кончине генерал-адъютанта М. Д.Соболева Высочайше предписано считать законченным, о чем будет отправленосоответствующее определение и Евгению Осиповичу. Чиновника особых порученийФандорина за самоуправство — привлечение к секретному расследованию частноголица, что повлекло за собой гибель вышеозначенного лица, — Высочайшим же указаниемвелено от должности отстранить и поместить под домашний арест вплоть до особогораспоряжения. Министр внутренних дел Д. А. Толстов».

Князь сокрушенно развел руками и молвилпотрясенному Фандорину:

— Вот, голубчик, как оно повернулось. Нуда начальству видней.

Побледнев, Эраст Петрович медленно поднялся.Нет, не строгая, но, в сущности, справедливая монаршья кара заставилапохолодеть его сердце. Хуже всего было то, что позорно провалилась версия,выдвинутая им с таким апломбом. Принять тайного правительственного агента заглавного злодея! Какая постыдная ошибка!

— Мы тут с Евгением Осиповичем потолкуем,а вы уж, не обессудьте, ступайте к себе в гостиницу, да отдыхайте, —сочувственно сказал Долгорукой. — И не вешайте носа. Вы мне пришлись посердцу, я за вас перед Петербургом похлопочу.

Коллежский асессор понуро направился к выходу.У самых дверей его окликнул Караченцев.

— Так что вы там обнаружили, в записнойкнижке? — спросил генерал и незаметно подмигнул — мол, ничего, перемелется— мука будет.

Помолчав, Эраст Петрович ответил:

— Ничего интересного, вашеп-превосходительство.

* * *

В гостинице Фандорин прямо с порога объявил:

— Маса, я обесчещен и помещен под арест.Из-за меня погиб Грушин. Это раз. У меня больше нет идей. Это два. Жизнькончена. Это три.

Эраст Петрович дошел до постели, нераздеваясь, рухнул на подушку и тут же уснул.

Первое, что увидел Фандорин, открывглаза, — заполненный розовым закатом прямоугольник окна.

На полу у постели, церемонно положив руки наколени, сидел Маса — в черном парадном кимоно, лицо строгое, на голове свежаяповязка.

— Ты что это вырядился? — слюбопытством спросил Эраст Петрович.

— Вы сказали, господин, что вы обесчещеныи что у вас больше нет идей.

— Так что с того?

— У меня есть хорошая идея. Я все обдумали могу предложить достойный выход из тяжелой ситуации, в которой мы обаоказались. Ко всем своим многочисленным проступкам я прибавил еще один —нарушил европейский этикет, запрещающий пускать женщину в ванную. То, что я непонимаю этого странного обычая, меня не оправдывает. Я выучил целых двадцатьшесть страниц из словаря — от легкого слова вонютика, что означает «человек, откоторого неприятно пахнет», до трудного слова во-су-по-мо-си-те-фу-со-то-во-ва-ние,что означает «оказание помощи», но даже это суровое испытание не сняло тяжестис моей души. Что до же вас, господин, то вы сами сказали: ваша жизнь кончена.Так давайте, господин, уйдем из жизни вместе. Я все приготовил — даже тушь икисточку для предсмертного стихотворения.

Фандорин потянулся, ощущая блаженную ломоту всуставах.

— Отстань, Маса, — сказал он, сладкозевнув. — У меня есть идея получше. Чем это так вкусно пахнет?

— Я купил свежие бубрики, самое лучшее,что есть в России после женщин, — печально ответил слуга. — Суп изпрокисшей капусты, которым здесь все питаются, просто ужасен, но бубрики —прекрасное изобретение. Я хочу напоследок потешить свою хара, прежде чемразрежу ее кинжалом.

— Я тебе разрежу, — погрозилколлежский асессор. — Дай-ка бублик, я страшно голоден. Перекусим и заработу.

* * *

— Господин Клонов, из 19-го? —переспросил кельнер (так, на германский лад, называли в «Метрополе» старшихслужителей). — Как же-с, отлично помним. Был такой господин, из купцов. Авы, мистер, ему знакомый будете?