Беспокойное лето 1927 - Билл Брайсон

Среди встречавших были министр ВМФ и министр обороны, ряд высших руководителей ВМФ, в том числе и командор Ричард И. Бэрд в белоснежной форме. Казалось странным, что он до сих пор никуда не улетел. Многие задавались вопросом, собирается ли он вообще лететь в Европу. Правда, вряд ли Бэрд с Линдбергом могли бы обсудить этот вопрос сейчас, тем более что Линдберга посадили вместе с матерью в «Пирс-Эрроу» с открытым верхом и с эскортом повезли к монументу Вашингтона.

Неизвестно, сколько людей выстроились в тот день вдоль улиц Вашингтона, но, согласно всеобщему мнению, это было самое людное мероприятие за всю историю столицы. Пока кортеж двигался к Национальной аллее, Линдберг иногда махал рукой, но в основном просто смотрел на толпу. Многие люди на улицах плакали, «сами не зная почему», как утверждал Фицхью Грин, путешественник и писатель (редактор вышедшей в 1927 году книги Линдберга «Мы»). Все пространство вокруг монумента Вашингтона было заполнено людьми – целое море голов, – а на всех деревьях, словно рождественские украшения, расселись мальчишки. У подножия монумента была установлена платформа с навесом, на которой собрались президент Кулидж и все министры, за исключением одного – Герберта Гувера, который в этот момент находился в Галфпорте, штат Миссисипи, где по-прежнему помогал бороться с наводнением. Наводнение не утихало, но все, кого оно не затронуло напрямую, уже почти позабыли о нем. Даже умелые пропагандисты Гувера не могли удержать его в центре внимания, особенно сейчас, когда все передовицы были посвящены Линдбергу.

Когда Линдберг, наконец, взошел на платформу, он кивком поприветствовал собравшихся под громкие радостные крики толпы. Президент Кулидж произнес краткую приветственную речь, прикрепил Крест летных заслуг к лацкану авиатора и жестом предложил тому произнести свою речь. Линдберг склонился над микрофоном, потому что микрофон был установлен слишком низко для него, сказал, как сильно он рад присутствовать на этом мероприятии, поблагодарил всех в немногих словах и сделал шаг назад. Наступило неловкое молчание – всем вдруг показалось, что перед ними два самых молчаливых человека в Америке и что церемония, по сути, уже закончилась. Но тут вновь раздались ликующие крики толпы и все захлопали, да так, что «едва не отбили себе ладони». Многие плакали.

И с этого момента у Линдберга началась новая жизнь – жизнь публичного человека. С этих пор он с утра до ночи должен был присутствовать на разнообразных банкетах, выслушивать бесконечные речи и долго пожимать всем руки. Всего за тридцать шесть часов, проведенных им в Вашингтоне, полковник Линдберг (его заодно произвели в полковники) посетил три банкета, произнес несколько коротких речей, навестил больных солдат в госпитале Уолтера Рида, возложил венок на могилу Неизвестного солдата и побывал в Капитолии. Повсюду, куда бы он ни направился, собирались многочисленные толпы. Но это была лишь прелюдия к тому, что ожидало его в Нью-Йорке.

В 1920-х годах Америка стала нацией, устремившейся ввысь. К 1927 году в стране насчитывалось около пяти тысяч высотных зданий – больше, чем во всех других странах мира, вместе взятых. Даже в техасском городе Бомонт располагалось шесть зданий в десять и более этажей, что было больше, чем в Париже, Лондоне, Берлине и любом другом европейском городе. Компания Дж. Л. Хадсона в Детройте в 1927 году открыла крупнейший универмаг более чем в двадцать этажей, а в Кливленде была сооружена пятидесятидвухэтажная башня Терминала, второе по высоте здание мира. Власти Лос-Анджелеса приняли строгие ограничения по высоте застройки – и этим Лос-Анджелес во многом обязан тем, что занимает сейчас такую большую территорию, – но при этом утвердили план мэрии в двадцать восемь этажей, нарушавший эти ограничения. Казалось, что страна просто не может остановиться в своем движении вверх.

По мере того как росли здания, рос и поток рабочих в города. В 1927 году в центр Бостона ежедневно стекалось 825 000 человек – больше, чем все население города. Питтсбург принимал 355 000 рабочих ежедневно; Лос-Анджелес и Сан-Франциско – по 500 000 каждый, Чикаго и Филадельфия – по 750 000. Нью-Йорк и в этом установил рекорд – в него на работу ежедневно приезжали 3 миллиона человек.

В 1927 году Нью-Йорк опередил Лондон и стал самым населенным городом мира, но еще задолго до этого он был чемпионом по происхождению населявших его людей. Четверть из восьми миллионов его жителей родились за границей; в нем насчитывалось больше иностранцев по происхождению, чем всего жителей в Филадельфии. Разумеется, приезжали в него и американцы. После окончания Первой мировой войны в него приехали двести тысяч чернокожих американцев с юга; десятки тысяч устремились сюда после Миссисипского наводнения.

Помимо того, что Нью-Йорк был центром различных сфер обслуживания – банковской, биржевой, издательской, рекламной, художественной, он еще был и крупнейшим промышленным центром страны. Здесь располагалось около тридцати тысяч заводов и фабрик. Город производил десятую часть всей американской продукции. Через порт Нью-Йорка отправлялось более 40 процентов товаров, предназначенных для продажи за рубежом, а также на его долю приходилась основная часть международного пассажирского потока. С причалов на западе Манхэттена ежедневно в море отправлялось порядка двенадцати тысяч пассажиров, и проводить их приходило около двадцати пяти тысяч человек. Улицы прилегающих кварталов были забиты транспортными пробками с восьми утра до второй половины дня.

Каждые четыре года население города увеличивалось на количество, равное количеству жителей Бостона или Сент-Луиса. Застройщики не поспевали за ростом населения. В один из моментов 1926 года здесь строилось или перестраивалось более тысячи офисных зданий. Чтобы уменьшить скученность, правительство города ввело новые строгие правила, разрешив строить высотные здания только на больших участках, дальше друг от друга и так, чтобы на улицах было больше света. В результате, как оказалось, темпы роста только увеличились, поскольку для того, чтобы принести выгоду, здания на больших участках должны были быть поистине огромными. Небоскребы стали постепенно захватывать северную часть Манхэттена. В 1927 году на долю Нью-Йорка приходилась половина небоскребов страны, и половина из них располагалась в Мидтауне[14].

Большинство новых зданий создавали огромную нагрузку на инфраструктуру города. Когда в начале 1927 года по адресу Лексингтон-авеню, 420, выросло самое высокое офисное здание в мире, Грейбар-билдинг, в него одно ежедневно съезжались двенадцать тысяч офисных служащих. В одном квартале Манхэттена теперь могли находиться около пятидесяти тысяч человек. Все это делало Нью-Йорк самым уплотненным городом планеты, обитать в котором и передвигаться по которому было нелегко. Но здесь же устраивались и самые великолепные зрелища, вроде торжественных процессий с серпантинами и конфетти, как та, которую городу вот-вот предстояло увидеть.

В понедельник 13 июня Чарльз Линдберг сам прилетел в Нью-Йорк на предоставленном ему самолете ВМФ и приземлился на Митчел-Филд на Лонг-Айленде, откуда его немедленно доставили на борт гидроплана, чтобы совершить небольшой перелет до центра города. Он не ожидал – да и никто бы на его месте не ожидал – увидеть такую необычайную толпу. Казалось, на улицы вышел весь крупнейший в мире город.