Вечный сон Снегурочки - Марина Серова

– Вы? – ошарашенно проговорила я, пытаясь собрать расползающиеся, точно червяки, мысли. – Но… почему?

– Идиотка! – прохрипел дед, все еще держась за ушибленный подбородок. – Уходи отсюда, живо! Помирать собралась?

– Эй, никуда я не уйду! – возмутилась я. – Пока не расскажете все начистоту. Иначе – я не угрожаю, а предупреждаю – продемонстрирую вам еще пару-другую весьма болезненных ударов!

– Дура, уходи, пока не поздно! – приказал дед. – И не лезь не в свое дело!

– А это мы еще посмотрим, чье дело! – жестко возразила я. – Говорите, что вы ищете! Или прячете?

– Расскажу, только пошли отсюда. – Дед немного отошел от болевого шока и буквально вытолкал меня из комнаты, плотно закрыв тяжелую дверь.

– Здесь нельзя долго находиться, – пояснил он, как мне показалось, с облегчением переводя дух. – Тут повсюду – опасное излучение, ты и не почувствуешь, как сначала потеряешь сознание, а потом – занимай место на кладбище. Поняла теперь? Если б не я, ты б спустя семь, в лучшем случае десять минут, не заметила б, как потеряла сознание. И тебя никто бы не вытащил отсюда, никто бы не нашел. Сгнила бы заживо, а муж твой только бы гадал, куда подевалась.

– Постойте, зачем нужна такая комната в нашей лечебнице? – опешила я. – Тут что, больных убивают?

– Никто никого не убивает, к чему такие страсти, – возразил дед. – Да, комната эта давно тут. Бывает, старые санитары с глазу на глаз иногда рассказывают, что раньше здесь не клиника была, а тюрьма для смертников. Видела закрытые корпуса? Сейчас они служат для опасных психов, ну маньяков всяких, садистов. Туда вход закрыт, эти корпуса и раньше такое предназначение выполняли. А наш корпус якобы перестроили после революции, сделали над камерами смертников отделение психических больных. Комнату закрыли, но газ не перекрыли, он до сих пор откуда-то поступает – говорят так.

Но на самом деле не тюрьма, а закрытый институт был тут. Про заброшенный санаторий в лесу слышала? Особые гранитные породы, выделяющие радиоактивный газ, выходят здесь близко к поверхности. В этом глубоком подвале его больше всего. Для изучения газа корпус и построили. Наверху плотного газа нет, вентиляцию в коридоре заметила? И люк без единой щели до сих пор. А вниз, сюда и в шахту никто сам теперь не полезет.

– И медперсонал в курсе? – изумилась я. Дед покачал головой.

– Не все знают, – пояснил он. – Только те, кто здесь давно работает. Это тайна, сама понимаешь – если кто узнает со стороны, то отделение закроют – и это в лучшем случае.

– Тогда вы-то что тут забыли? – задала я вопрос, не дававший мне покоя. – Зачем залезли в комнату, раз она такая опасная?

– У меня свои причины, – уклонился дед от признания. Я нахмурилась.

– Тогда я вам скажу, – резко произнесла я. – Вы смертельно больны, у вас опухоль мозга. Жить надоело, да? Хотите таким образом совершить самоубийство? Или вынюхиваете что-то? Имейте в виду, если чистосердечно во всем не признаетесь, я доложу о вас куда следует, и ваша лавочка прикроется! Сделать вы мне ничего не сможете, свои жалкие попытки оглушить меня и оставить в подземелье бросьте. Попытаетесь что-то сделать – я вас так отделаю, что опухоль ерундой покажется! Живо все говорите, лучше меня не злите!

Евгений Игоревич как-то странно посмотрел на меня – не со страхом, нет. Скорее с жалостью.

– Вот гляжу на тебя – вроде умная, но самоуверенная слишком, – изрек дед. – Ладно, про болезнь мою пронюхала, молодец. Но выводы сделала совершенно неправильные. Если б я хотел помереть, думаешь, стал бы ждать?

Доводы деда оказались убедительными, пристыдил по делу. Я немного смягчила свой тон.

– Хорошо, признаю, что не права, – согласилась я примирительно. – Тогда расскажите, что на самом деле тут происходит. Обещаю, я не буду вам препятствовать, если правду скажете. А еще – у меня есть некий документ, который, думаю, будет вам интересен.

Играла, можно сказать, вслепую. Импровизировала по наитию в надежде, что угадаю, а для верности вытащила найденную в конверте записку и помахала перед носом деда.

– Это ищете, да? Если расскажете – так и быть, дам прочитать.

Похоже, я угадала. Дед заинтересованно уставился на мою руку, сжимавшую клочок бумаги.

– Давайте, решайтесь, – подначила его я. – Документ в обмен на правду. Идет?

Евгений Игоревич посчитал сделку выгодной для себя и согласился.

– Я тебе верю, – проговорил он. – В людях как-никак разбираюсь. Ты ведь не больная – я сразу тебя раскусил, если медсестрам и санитаркам как-то голову запудрила, то я понял, что вынюхиваешь что-то. Но человек ты не злой, поэтому я тебе даже помогать стал освоиться, так сказать.

Надо же, как трогательно, хотела съязвить я, но вовремя прикусила свой острый язык. Лучше деда не выводить из себя, пока он решился пооткровенничать.

– Ближе к делу, – велела я. – Что вам нужно в подземелье?

– Это не единственная комната в подземном этаже, – поведал дед. – Через нее можно пройти дальше к лабораториям и шахте. А дальше проход ведет… к старой церкви. Деревянная церковь среди дубовой рощи построена не так давно и стоит на фундаменте старого храма.

Я не ожидала такого поворота и внимательно слушала своего «гида». Он вздохнул и продолжил рассказ:

– Очень давно, насколько помнят местные историки, тут всегда стояла христианская церковь. Когда ее возвели, точных сведений не сохранилось. Но со временем сюда потянулись паломники, надеющиеся на излечение от разных недугов. Ты подумай, чем могли исцелить человека в церкви? Молитвой и святой водой. Про святую воду, которую собирали в подземном источнике и освящали в храме, говорили, что в ней взору открывается присутствие Святого Духа. Что в темноте можно увидеть легкое, еле заметное трепетное сияние, словно парящее над водой. Говорили, что сошествие Духа на воду становится видимым благодаря присутствию в храме чудотворной иконы, которую не выносят из внутренней части храма.

Бывали тут паломники с телесными недугами, с «нечистой кожей», как тогда говорили. Приводили в церковь и прихожан с душевными недугами. Говорят, что многим помогли молитвы и святая вода.

Время шло, и вера в чудо стала слабеть в народе. Все больше люди стали разделять медицину и веру. Дух и тело. Где-то столетия полтора назад построили недалеко от церкви лечебницу для душевнобольных. Антон Николаевич мне рассказал, что в то время традиционным средством для излечения духа были разнообразные водные процедуры: ванны, влажные обертывания и компрессы. Неудивительно, что и в этой новой лечебнице применяли подобные методы. Так и соседствовали храм Божий и психиатрическая лечебница.

А лет сто назад пришла уверенность, что наука может все объяснить и все разрешить. Стало понятно, что в воде из источника – особый газ. Радиоактивный. От этого и свечение. И, следовательно, никакого духа там нет и быть не должно. Под вот этим корпусом клиники, в которую выросла лечебница, построили лаборатории и выкопали шахту поглубже – к гранитным породам, из которых исходит газ. Глубже шахта – больше газа. Больше – значит лучше, так считали тогда. Радиация считалась тогда панацеей. Лаборатории превратились в закрытый институт.