Вечный сон Снегурочки - Марина Серова

– Потому что их у старика нет, – спокойно закончила я и без всяких предисловий, делая ставку на столь любимый мною эффект неожиданности, сменила тему:

– Вы давали пациентке Карине Семиренко неисследованные препараты, которые доставали контрабандными методами. Вы использовали девушку в качестве подопытного кролика, проверяя на ней действие неизученных лекарств. В результате ваших действий пациентка скончалась. Вы виноваты в ее гибели. Доказательство моих слов – флешка, которую вы хранили в скрытом в тумбе стола сейфе, можете не проверять, ее там нет. Вся информация о вашей незаконной деятельности передана в соответствующие структуры. Вы можете смягчить приговор, если предоставите полную информацию о своих действиях.

Лицо врача напоминало сейчас застывшую восковую маску, олицетворяющую смертельный ужас. С минуту он открывал и закрывал рот, точно хотел что-то сказать, но не мог выдавить ни слова. Вера Ивановна стояла неподвижно, точно статуя, и только ее маленькие поросячьи глазки выдавали какие-то признаки жизни. Я осталась довольна произведенным моими словами фурором и продолжила:

– Если вам есть что сказать в свое оправдание, можете воспользоваться этой возможностью. Потом вам такого случая не представится. Итак, будете говорить или я могу вызывать полицию?

Для верности я сделала шаг в сторону Сазанцева, чтобы он мог разглядеть все детали направленного на него пистолета. Врач судорожно сглотнул и пробормотал:

– Я… я не убивал Карину Семиренко. Да, пациентка принимала неапробированное лекарство, но к ее смерти оно не имеет никакого отношения! Если вы в курсе, как называется препарат, то можете сравнить его действие с легальным аналогом, выпускаемым в Швейцарии. Наша больница считается самой лучшей в городе, потому что мы лечим пациентов новыми, ранее не использованными средствами. Существуют лекарства, которые прошли исследования в самых известных западных клиниках, а наша медицина еще не достигла столь высокого уровня. Я делаю все возможное, чтобы найти способы лечения самых сложных заболеваний, и сотрудничаю с выдающимися зарубежными специалистами. Карине Семиренко давали точный аналог дорогостоящего швейцарского препарата, потому что швейцарское лекарство не продается ни в одном российском городе. При применении этого препарата выздоровление у больных анорексией наступало в семидесяти пяти случаях из ста, при условии, что смертность от заболевания составляет двадцать пять процентов. Вы понимаете, что при прохождении курса лечения пациентка имела шанс на выздоровление?

– Тогда почему Карина умерла? – задала я логичный вопрос. – Только не нужно вешать мне лапшу на уши и говорить про украденное снотворное и увенчавшуюся успехом попытку покончить жизнь самоубийством. Можете вообще забыть эту версию – все равно никто не поверит.

– Я и не собираюсь говорить ничего такого, – возразил врач. – Смерть Карины попросту не могла быть вызвана тем препаратом, который ей давали в ходе эксперимента. Если не верите, посмотрите результаты исследований воздействия швейцарского препарата – на сегодняшний день не выявлено даже побочных эффектов! И случая передозировки быть не могло.

– Итак, вы утверждаете, что девушка умерла не от вашего контрабандного лекарства, – повторила я. – Как вы можете это доказать?

– Я проводил вскрытие пациентки, – признался Сазанцев. – Чтобы исключить возможность смерти от препарата. В крови Семиренко обнаружено еще одно вещество, название которого я сообщить не могу. Предположительно речь идет о некоем неспецифичном жиросжигателе. Естественно, оно не содержится ни в одном из других лекарств, которые выдавались больной. Можете проверить ее назначения – если хотите, отдайте на экспертизу, только потеряете время. Я не знаю, откуда в крови умершей взялось это вещество.

– Из еды, которую она употребляла? – предположила я. Сазанцев скривился.

– Как вы себе это представляете? – хмыкнул он. – В манной каше или диетическом бульоне, которые выдают пациентам, никаких специфических веществ быть никак не может. Лучше спросите родственников больной – они навещали ее, приносили продукты. Скорее всего, что-то попало к пациентке через них.

– Почему, кстати, вы проводили эксперимент именно на Карине Семиренко? – проигнорировала я попытку врача свалить вину за гибель девушки на ее родных. – Анастасия Казакова, к примеру, лечится точно от такого же заболевания, что и Карина. Почему вы выбрали Семиренко?

– Я получил согласие ее отца на использование препарата, – как ни в чем не бывало, пожал плечами доктор. – Борис Васильевич Семиренко даже настаивал на том, чтобы его дочь лечили новейшими методами. А родственники Анастасии Казаковой вряд ли захотели бы, чтобы ее лечили зарубежными препаратами. Настя проживает со своей бабушкой, а пожилые люди обычно не доверяют западной медицине, предпочитают, чтобы лечили «по старинке», а лучше – и вовсе народными средствами.

– Неужели отец Карины так запросто согласился, чтобы над его дочерью ставили эксперименты? – поразилась я. – Или… или вы сказали, что лечите ее настоящим препаратом, а не его аналогом?

– Это – детали, – уклонился от моего обвинения Сазанцев. – Если два препарата имеют одинаковое действие, сходны по своему составу и различаются только названием, зачем человеку, далекому от медицины, давать совершенно ненужную информацию? Отец Карины дал согласие, и этого достаточно! На вашем месте я бы настойчиво расспросил родственников девушки, что они ей приносили в больницу и откуда могло взяться обнаруженное в крови Карины вещество.

– А на вашем месте я бы не указывала, что мне делать, – парировала я. – На моем месте я нанесу визит семье Семиренко. В вашем обществе, разумеется.

Дверь открыли не сразу – прошло, наверно, минут пять, прежде чем «миссис Хадсон» пригласила нас войти. Близился первый час ночи – уже произнес свою торжественную речь президент, и вся страна распила шампанское под бой курантов. В семье Семиренко гостей не ждали – домработница несколько раз переспросила по домофону, кто мы такие и что нам нужно. Впускать посторонних она явно не хотела, но я заявила, что Борис Васильевич ждет моего визита и дело отлагательств не терпит.

В изысканной, холодной гостиной практически ничего не указывало на столь любимый россиянами праздник – только на низеньком столике возле окна стояла украшенная золотистыми шарами маленькая искусственная елка. Создавалось впечатление, что в украшении рождественского дерева никто участия не принимал – скорее всего, елку так и купили, с игрушками, и, как дань традиции, поставили в более-менее подходящее место. Никакого новогоднего стола, ни пустой бутылки из-под игристого я не увидела. Быть может, в этой семье попросту забыли, какое сегодня число, или, что вероятнее всего, праздник не отмечают из-за траура.

Но никто в доме не спал – Лена сидела на диване и вышивала – точно ту же картину, что и во время моего первого визита. С того времени, видимо, ничего не изменилось. Борис Васильевич расположился в кресле, рядом с которым на круглом табурете стояли чашка с чаем и пепельница. Дорогой портсигар, золотистая стильная зажигалка. Вроде мелочи, но именно по ним можно многое рассказать о владельце этих предметов.