Картель правосудия - Фридрих Незнанский

– Хуже, – хмыкнул Сафронов.

– Не понял…

– А тебе и не надо ничего понимать, – сорвался начальник следственного отдела, – ты свой процент и так получишь. И еще: дело срочное, давай по-быстрому оформляй и гони этого Кроткова отсюда в три шеи.

– Так сразу не получится, – замялся Осетров, – доказательства же…

– А я разве говорил, что надо сразу? Тут нужно подумать. Что можно предложить для начала?

Осетров усердно наморщил лоб, стимулируя мозговую активность. Сафронов только махнул рукой:

– Ты, Осетр, безнадежный тугодум. Долго будешь соображать и все равно ничего путного у тебя не получится…

Подчиненный не обиделся, зная по опыту, что инициатива наказуема.

– Может быть, у вас есть какой-нибудь конкретный план? – с готовностью откликнулся он.

Сафронов самодовольно улыбнулся:

– Есть, только не план, а вполне резонное соображение, – подняв кверху указательный палец, произнес он менторским тоном. – Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Соображаешь?

– Не совсем… – Осетров сконфуженно пожал плечами.

– Не будем пороть горячку. Вызови Кроткова на допрос и осторожно выясни, как он сам оценивает ситуацию, есть ли у него чем крыть материалы обвинения. Помни главное: нам необходимо не просто добиться изменения меры пресечения, от нас требуют прекращения дела – его нужно выпускать совсем. А значит, если тебе еще не надоело здесь работать, все должно выглядеть очень убедительно. Ким, Ен, Пак съели всех собак. Ауфидерзейн.

15 февраля, утро

– Разрешите курить? – небрежно поинтересовался Кротков, рискованно развалясь на шатком стуле.

– Пожалуйста, пожалуйста. – Осетров заботливо придвинул обвиняемому пепельницу.

Вызывая его на допрос, Осетров поставил себе задачу-минимум: грамотно составить протокол, из которого бы явствовало, что обвиняемый опровергает обвинение по всем пунктам и при этом не просто отпирается, уходя в глухую несознанку, а приводит убедительные аргументы, которые нуждаются в тщательной проверке. И задачу-максимум: кроме всего вышеперечисленного добиться от него содействия, чтобы самому не ломать голову, пусть этот козел подскажет, как его вытащить, назовет лжесвидетелей, которые подтвердят его непричастность, или подскажет, как убедить Масленникову просто забрать свое заявление и отказаться от первоначальных показаний.

– В каких отношениях вы состоите с гражданкой Масленниковой? – осторожно начал Осетров.

– Мы с ней едва знакомы, – вздохнул Кротков. По началу разговора он предположил, что никто его здесь топтать сапогами не будет, скорее наоборот. И вел себя, как и подобает несправедливо преследуемому, безвинно страдающему человеку, уставшему бороться с системой.

– А с Назаровым?

– С ее сожителем? – переспросил арестованный. – Между нами вообще нет никаких отношений. Я видел его всего пару раз, если, конечно, не считать того, что его физиономия довольно часто мелькает на экране.

– На какой почве возник конфликт между вами и гражданкой Масленниковой?

– Я уже сто раз объяснял, она брала кредит и не вернула в положенный срок. – Кроткову действительно надоело талдычить одно и то же.

– И вы не оказывали на нее давления?

– Нет, конечно. – В искренности его возмущения постороннему сомневаться было трудно. Казалось, он сам верит в то, о чем говорит. – Все это просто какая-то чудовищная инсинуация.

– Может быть, вас связывало что-то еще, помимо кредита? – Осетров попытался направить Кроткова в нужное русло. – Что-то, что могло вызвать в Масленниковой зависть, ревность, обиду, желание отомстить, оклеветав вас?

Но Кротков не ухватился за предоставленную возможность. Он продолжал строить из себя человека чести:

– Нет. Я не хочу ее порочить. Очевидно, она попала в сложное финансовое положение и не смогла найти средств для погашения кредита. Только вместо того чтобы прийти ко мне и обсудить ситуацию, она инспирирует дело о вымогательстве, шантаже и еще бог знает о чем.

– Что вы можете сказать об аудиозаписи вашего разговора с Масленниковой?

Задавая этот вопрос, Осетров ступал на самый скользкий участок. Хорошо бы Кротков сумел что-нибудь придумать, потому что эта пленка единственное весомое доказательство того, в чем его обвиняют. Все остальное не составит труда вывернуть наизнанку.

– Какого разговора? В ресторане? – устало переспросил арестованный.

«Ни черта он не придумал». Осетров был крайне разочарован.

– Нет, у вас в офисе. Разговор, в котором вы подтверждаете, что Назаров является заложником, и требуете от Масленниковой делиться с вами частью прибыли от ее ресторана.

– ?! – О существовании этой пленки Кротков слышал впервые. Он прокрутил в голове их тогдашнюю беседу и понял, что здорово влип, если, конечно, эта пленка не фикция. В своем кабинете он не стеснялся и называл вещи своими именами.

Видя, что его подопечный не на шутку всполошился, Осетров поспешил его успокоить. Этого еще не хватало. Сейчас наложит в штаны, а потом возьмет и выдаст чистосердечное признание.

– Подлинность пленки, конечно, еще нужно доказать. Провести частотный анализ и сравнить голос на пленке с вашим…

– Разумеется, это подделка, – моментально овладев собой, тут же откликнулся Кротков.

– То есть вы отвергаете предъявленное вам обвинение и утверждаете, что вас оклеветали?

– Вне всякого сомнения.

– Прочитайте и распишитесь. – Разочарованный Осетров отпустил Кроткова. Увы, программа-максимум осталась невыполненной. А значит, чтобы вытащить этого урода, придется рвать собственную задницу.

«Мистер наглая рожа» не был хамом-одиночкой. У каждого из сотни с лишним нищих инвалидов, принадлежащих Сенатору и промышляющих в центре Москвы, состоялись в тот же день встречи с подобными личностями.

Кирилл заметил, что мент, иногда приглядывающий за ним, стоит рядом и демонстративно смотрит в сторону. Итак, власть действительно поменялась. Не успел «мистер наглая рожа» скрыться из виду, на горизонте показалась не подозревающая о происках конкурентов жена хозяина. Не вдаваясь в разговоры и не глядя на Кирилла, она поставила сумку рядом с ним, роясь для виду в кошельке.

– Вы уволены, мадам.

От неожиданности она выронила монету и тупо уставилась на него сверху вниз:

– Чего? Не поняла.

– Подыщи себе другую работу, дура! – крикнул он, чтобы привлечь внимание людей. – Можешь в дворники пойти: махать метлой много ума не надо. А лучше всего на свалку: собираешь всякую дрянь, отмываешь от дерьма, сортируешь и сдаешь.

– Я тебе дома дрочилки повыдергиваю – нечего протягивать будет, – цыкнула она и оглянулась. Несколько прохожих с интересом наблюдали за этой сценой. Воодушевленный вниманием публики и входя в раж от злости на супостатку, Кирилл закричал: