В субботу вечером, в воскресенье утром - Алан Силлитоу

Разбудили его голоса тех, кто вернулся с завтрака, и, в частности, Амбергейта, засовывавшего в ранец свою оловянную кружку. Мур предложил Артуру чашку чая.

— Эрни, — хрипло окликнул Амбергейта Артур, — отвяжи меня.

Мур протянул ему чашку.

— На, выпей, сразу почувствуешь себя лучше.

— Сначала отвяжите меня.

Видя, что никто и пальцем не хочет пошевелить, он шумно опорожнил чашку. Вид его вызвал общий смех.

— Что за ублюдок меня связал? — мрачно осведомился Артур.

— Никто тебя не связывал, — возразил Мур.

— Как это не связывал? Кто, спрашиваю?

— Вчера вечером, — подмигнул ему Амбергейт, — мы застали тебя лежащим плашмя на полу, а когда попробовали уложить в койку, ты начал брыкаться. Ну, мы сначала решили оставить тебя в покое, но появился комроты. «Что это, — спрашивает, — за солдатик здесь валяется на полу в луже собственной мочи?» «Вырубился, сэр», — отвечаю. «Ну так уложите его в койку, — приказывает он, злой как черт. — Нечего этому ублюдку валяться на полу в казарме. В койку его». «Но понимаете, сэр, — говорю, — стоит подойти, как он начинает лягаться своими башмаками». «Не будь идиотом, — рычит командир, — укладывай его. Сейчас покажу, как это делается». А дальше, Артур, хочешь верь, хочешь не верь, ты приложил ему прямо в яйца. Правда, парни? Точно попал. Ну, командира чуть кондрашка не хватила. «Вяжите его, — рычит, как обезумевший бык. — Вяжите этого гада. Чтобы я позволил какому-то мальчишке лягать меня куда попало?! А уж утром я с этим козлом разберусь, попомните мое слово». Ну, мы тебя и связали. Приказ командира.

— Врешь ты все, ублюдок! — завопил Артур. — Тебе бы в цирке выступать, пятьдесят шиллингов в неделю зашибал бы. Развязывай.

— Как же, — посреди общего хохота ответил Амбергейт. — Чтобы ты лягаться начал?

— Развязывай, говорю.

В казарму сунул голову сержант.

— Эй, вы все, на плац, перекличка! — громко скомандовал он, и через полминуты казарма опустела, остался лишь Артур, привязанный к кровати и лишенный возможности двигаться. Не то чтобы это так уж его смущало: он устал и совершенно обессилел. Глаза его закрылись сами собой, и Артур вновь погрузился в сон.

В одиннадцать часов в казарму зашел дежурный офицер.

— Ну и что это за кретин валяется в кровати средь бела дня? — возмутился он. — Эй, ты там, ты что себе думаешь?

Артур медленно открыл глаза. Попытался пошевелить руками-ногами, потом все вспомнил, моргнул и снова закрыл глаза. Дежурный потряс его за плечи, ткнул пальцем в ребра:

— Эй, парень, объясни ради бога, что ты здесь делаешь? Вставай. Ну, живо!

— Что, сэр? — Артур наконец посмотрел на него.

— Чего валяешься, спрашиваю? — рявкнул дежурный.

— Мне плохо, сэр, — придумал первое попавшееся объяснение Артур, — не по себе что-то. Голова болит и живот, и кажется, будто меня к койке приковали.

— Прекрасно. Почему в таком случае не вышел на перекличку вместе с другими больными?

— Проспал.

Дежурный тяжело вздохнул, словно в первый раз ощутил бремя жизни.

— Чтоб вам неладно было, резервисты чертовы, — выругался он. — Ладно, пришлю сержанта, пусть отведет тебя в больничку.

Хлопнула дверь, и в казарме стало тихо. Сержанта дежурный прислать забыл, и Артур валялся в койке до полдника в приятной дреме, забыв, что связан; часы летели так легко и быстро, что потом он сказал Амбергейту: не надо, мол, меня трогать, пусть все так и остается, и лучшего способа провести все эти пятнадцать дней не придумаешь, особенно если дадут напиться чая да курнуть время от времени позволят.

Он переоделся в твидовый пиджак и зауженные книзу брюки и, остановившись на пороге паба «Мэтч», обежал взглядом L-образный зал. Бренда и Винни сидели за угловым столиком, потягивая крепкий портер. Бренда подняла голову и улыбнулась. Она не ожидала увидеть его здесь.

— Ничего, если я присяду? — спросил он.

— Конечно, присаживайся, — кивнула Бренда. Немного наклонив голову, она задумчиво смотрела прямо перед собой и медленными глотками отпивала портер. Шеи ее не было видно до тех пор, пока она не поставила бокал на стол.

Интересно, что она там прячет, подумал Артур, смутно ощущая, что ему здесь не рады, пусть даже предложение выпить еще по одной было принято с благодарностью.

— Что-нибудь не так, цыпленок? — спросил он.

— Да нет, все нормально. — Бренда посмотрела на него с улыбкой.

— Если хочешь, можно пойти куда-нибудь в другое место. Здесь скучно, как на кладбище ночью, — сказал он, поворачиваясь спиной к публике, толпящейся за стойкой.

— Зачем? Мне и здесь хорошо, — мягко возразила она.

У нее здесь свидание, подумал он, мужчину ждет.

— Здесь так здесь, — согласился Артур и велел официанту принести выпивку. Винни поинтересовалась, как прошло время в лагере, и он рассыпался в похвалах: лучше, мол, чем в Блэкпуле, потому что вместо соленой воды там крепкое пиво. В последний раз он видел Винни на вечеринке у Бренды, и выглядела она сейчас еще соблазнительнее, чем раньше: оделась откровенно напоказ, в белую блузу с глубоким вырезом и черную юбку, со свежим перманентом — словом, так, словно решила как следует повеселиться, прознав, что ее муж Билл спит с какой-то немкой под жарким солнцем Рейна. Скорее всего, так оно и есть, подумал Артур, недаром у «Мэтча» худшая в этом смысле репутация в городе. Он не мог оторвать от нее глаз и чувствовал себя королем, угощающим двух шикарных и доступных женщин.

Он перегнулся к Бренде.

— Что-то ты нынче грустная, цыпленок. Не рада меня видеть?

Она ответила не сразу, сначала допила свой портер:

— Тебя в школе писать учили?

Ах вот оно что. Он так и не написал ей.

— Совсем времени не было, цыпленок. Я ведь еще когда уезжал, предупредил, что могу быть очень сильно занят.

— Даже на открытку времени не нашлось? — мрачно осведомилась она.

— Говорю же, с утра до вечера был занят — то одно, то другое. Стоило появиться в лагере, как мне тут же сунули в руки винтовку, и пошло, и поехало. Десять миль кросса с примкнутым штыком под дождем, потом по-пластунски в лесу, через густой кустарник — весь исцарапаешься. Честно, под вечер сил не хватало, даже чтобы чашку с чаем до рта донести. А еще шагистика, лекции, вахта, военные игры, чтение карты, стрельбище, и так каждый божий день. Ты даже представить себе не можешь, каково это. Денежки свои там отрабатывают, это уж точно. Я все время собирался тебе написать, но, честно, ни минутки свободной не было. Я даже мамаше ни слова не написал. Она жутко за меня волновалась и какими только словами не крыла сегодня, стоило в дом войти: думала, говорит, тебя там пристрелили, или танком раздавило, или еще что в этом роде.