В субботу вечером, в воскресенье утром - Алан Силлитоу

Артур был на этот счет совершенно иного мнения. С момента их знакомства — ночи сделались темнее, длиннее, холоднее, Гусиная ярмарка становилась все ближе — они виделись только три раза, и все три раза в кино. Его грела мысль, что он гуляет с девушкой, у которой, кроме него, никого нет, но поскольку она уже несколько раз говорила ему, сидя в заднем ряду «Грэнби», чтобы он не давал воли рукам, и еще ни разу не пригласила его домой, Артур не испытывал ни малейшего желания встречаться с ней чаще раза в неделю. Да, девушка славная, этого у нее не отнимешь, и, насколько можно было судить по тому, до чего при прощальном поцелуе его проворным рукам все же позволялось дотронуться, красивая, но ухаживать ему вовсе не хотелось. А Дорин как раз хотелось, чтобы за ней ухаживали. Она, говорил себе Артур, девушка бойкая и смеется хорошо, ему нравится гулять с ней, не опасаясь преследования со стороны двух громил в военной форме, но он отдавал себе отчет в том, что, имея дело с незамужней девушкой, в один прекрасный день можно — ненароком и самым катастрофическим для себя образом — оказаться на краю головокружительной и никому не нужной пропасти, которую мужчины старше его называют женитьбой, а это еще более непривлекательная перспектива, нежели возможная встреча с чьим-то разгневанным мужем, готовым заехать тебе в челюсть. Как жаль, думал Артур, что всегда приходится выбирать одно из двух или более зол.

С Дорин он встречался нечасто, ибо и рабочие, и выходные дни ему приходилось делить между Брендой и Винни. Впоследствии ему приходило в голову, что стоило бы выбрать безопасную и благоуханную тропу под названием «Дорин», но сладостный риск связи с двумя замужними женщинами был слишком притягателен, чтобы от него отказаться. Он много думал о Бренде и Винни, колдуя над своим токарным станком, и, подобно тому, как детали мелькали перед ним, сменяя одна другую, затевал игру со своими женщинами: Бренду брал с собой в «Лэнгхэм», Винни в «Розу»[16] и все время думал, как долго это может продолжаться. Винни все знала про Бренду и называла Артура грязным развратником и гнусным типом, но Бренде не хватало ума сообразить, что в промежутках между свиданиями с ней он встречается с ее сестрой. Это была жизнь во тьме, это были темные делишки, и самые темные его мысли постоянно возвращались к возможности столкновения с людьми в военной форме. Но его способность таиться только усилилась, и туго натянутые нити не провисали и не ослабевали, более того, достигнутому равновесию ничто не грозило, во всяком случае пока.

* * *

Он вышел под моросящий дождь и, высматривая на противоположной стороне улицы Дорин, встал спиной к витрине кинотеатра, в которой мелькали цветные кадры. Мокрую дорогу окаймляли розовые стены недавно построенных домов, выглядевшие даже более мрачно, чем черные строения Рэдфорда. Он повернулся к витрине лицом: военная картинка и юмористическая картинка, Корея и фарс, сначала морские пехотинцы, скрывающиеся во рву от налета пикирующих бомбардировщиков, потом Эббот и Кастелло[17], которых под общий смех гонят к развалинам счастья убийцы; в конце концов все направляются к дверям под звуки «Боже, храни королеву».

Оставалось несколько дней до начала Гусиной ярмарки, неделя до вступительной речи лорда-мэра, и огромные трейлеры с громоздкой аппаратурой для аттракционов в сопровождении доджей с грохотом въезжали в город из центральных областей страны, собираясь на просторной площадке недалеко от центра. Гусиная ярмарка — большой праздник, единственное место, где встречаешься с людьми, которых не видел несколько лет. Помимо того, по традиции молодой человек берет на ярмарку свою девушку, и на протяжении последних двух недель традиционалистка Дорин терзалась сомнениями, пригласит ее Артур или нет. Он об этом догадывался, но так давно пообещал взять с собой Винни и Бренду, что уже ничего нельзя было изменить, даже если бы захотелось, а такого желания у Артура не было.

Дорин обогнула угол, перешла дорогу и помахала ему рукой в тугой лайковой перчатке.

— Слишком поздно за чай села, извини, что заставила ждать. — Она обнажила в улыбке белые зубы, стянула перчатки и пальто, и со стороны они с Артуром, стоявшим у кассы, казались любящей, давно обрученной парой, которой мешает пожениться лишь отсутствие жилья.

В десять вечера они неторопливо отправились к ее дому по бульвару, окаймляющему этот район города (Артуру вспомнился снимок, сделанный с воздуха: огромная паутина дорог, улиц и перекрестков со школой — черным пауком, затаившимся посредине). Проходя мимо автобуса-киоска, они остановились и купили пакет жареного картофеля, пахнущего уксусом и солью. Дорин вспомнила про Гусиную ярмарку:

— Вчера я вышла погулять в Лес, смотрю, там уже карусели установлены.

— Правда? — рассеянно спросил Артур, словно никогда не слышал о ярмарке.

— И трейлеры тоже видела, — добавила она, — они со стороны Мельничного моста ехали.

— Как-то, мне тогда было шесть лет, я заблудился на Гусиной ярмарке, — вспомнил он. — Но ничего страшного, наоборот, было здорово, я бесплатно на каруселях катался. Правда, около одиннадцати я заплакал и, когда подошел полисмен, сказал, что заблудился, и он отвел меня в участок. Там меня угостили чашкой чая с пирожными — проголодался я прилично, а когда наелся, сказал, где живу, и меня отвезли домой на полицейском пикапе. До сих пор помню, какими вкусными были эти пирожные. Наверное, я уже тогда был малый — палец в рот не клади, потому что до тех пор, пока меня не накормили, все прикидывался, будто не могу вспомнить, где живу. В таких случаях полицейские — совсем неплохие ребята, а вот с моим двоюродным братом они добренькими не были: однажды он обчистил все газовые и электрические счетчики на улице, так его поймали и прилично отделали, выпытывая, куда он спрятал деньги. Только к тому времени он уже их потратил. Его отправили за это дело в Борстал, а когда он на праздники приехал домой, все спрашивали, работает ли он все еще в налоговой компании и где его маленькая коричневая форменная сумка для денег и фуражка. — Он смял пакет из-под картошки и бросил в канаву.

Она ничего не сказала, и какое-то время они шли молча. Он понимал, что она ждет, пока он заговорит первым. И, как и в иных случаях, когда хочешь не хочешь, а надо что-то решать, чувствовал себя припертым к стенке. Она тоже с силой швырнула на землю свой пакет и взяла его под руку.

— Ты нынче на ярмарку идешь? — спросил он наконец, когда они уже приближались к последнему перед ее домом перекрестку.

— Собираюсь, — лаконично ответила она. — Как обычно.

— Я тоже, хотя, честно говоря, не очень-то мне все это нравится. Катаешься на каруселях до посинения. Радости мало.

— А кое-кому нравится, — резко возразила она. — Многим нравится.

Ярмарка продолжалась три дня, и лучший из них — суббота, как раз когда он обещал взять с собой Бренду и Винни. На тот же вечер рассчитывала и Дорин.

— В таком случае, может, вместе сходим? — ласково предложил он.