Ни слова правды - Ульян Гарный

Фомор посмотрел на нас и с улыбкой промолвил:

– Ты его герой, Василий, последний поход за монжей был тридцать лет назад, и, хотя здесь были люди-гости, никто не соглашался отправиться в Навь. Кстати, Бадян пойдет с нами.

Я посмотрел Бадяну в глаза, положил руку на колючее плечо и сказал:

– Это ты герой, Бадян, ведь у меня есть надежда вернуться, а ты ведь останешься там!

– Ничо, Бадян – дух бдет, монжа оч зилно нда[86].

– Помни, Васси, о чем мы с тобой говорили, не поддавайся морокам Нави и слушай меня, – сказал фомор. – Все, в путь!

Фир Болг неожиданно сграбастал меня за шею и резко дернул вверх, Бадян скакнул ему на грудь и вцепился когтями, даже голубая кровь потекла. Последнее, что я увидел из-под купола стеклянной башни: свое тело, безвольно опустившее голову на стол, фомора, достающего Бадяна из бассейна, да несколько леших, суетившихся вокруг всего этого. Потом раздался хлопок, и мы очутились в Нави.

Там стояла ночь, но было светло от звезд. Мы стояли втроем на каменистом плато: я, Фир Болг и Бадян. Облик моих спутников изменился: фомор здесь был высоким симпатичным белобрысым парнем, без рогов, с обычной для человека симметрией: глаза, уши, руки, ноги – все было на своих местах. Бадян же превратился в пантеру, только ряд иголок вдоль хребта напоминал о прежнем виде лешего. Бадян потерся о ногу фомора, потом – о мою, встал рядом. Фир Болг приказал:

– Все за мной, не отставать.

И он размашистой рысью побежал, я и Бадян бросились следом. На бегу леший завывал, и вскоре на его зов прибежали еще несколько пантер, окружили нас и держались зыбким кругом, перекликаясь короткими рыками. Фомор на бегу прокомментировал:

– Это лешие, они помогут. Давай теперь быстрее, духи близко.

Теперь мы летели, почти не касаясь земли, причем совершенно не уставая. Это и понятно, чему уставать: руки-ноги и все остальное, подверженное утомлению, осталось в стеклянной башне. Внезапно происходящее побежало волной жара, резко наступил яркий солнечный день, равнина вздыбилась горами, на мне и фоморе появился камуфляж, за плечами заболтались автоматы Калашникова, пантеры-лешие превратились в овчарок. Фомор снял с уха и отшвырнул провод с динамиком, крикнул:

– Не останавливаться, они нас нагнали!

Вокруг нас застучали пули, вздымая фонтанчики пыли. Овчарки-лешие нас обогнали, раздался разрыв мины, одна собака взмыла в воздух, покатилась по камням, оставляя кровавый след. Болг снова закричал:

– С ним все будет нормально, оклемается, бежим!

Еще двое леших подорвались на минах, но наш отряд продолжил движение по горячим камням. Мне обожгло ногу, и я замедлил ход, отстраненно наблюдая, как намокает левая штанина. Фомор пристроился сзади и толкнул меня в спину, с надрывом заорал:

– Васька, все вокруг тени теней, у тебя нет ног и нет крови. Мы здесь можем даже летать.

Ну что ж, летать, так летать, я попробовал подпрыгнуть и замахал руками как во сне, но сработавший блок представлений о горной войне, включенный словом «духи», не отпускал меня. Загрохотала вертушка, мы были в воздухе. Сквозь открытый салон «Ми-8» продувал ветер, разгонял удушающую жару. За штурвалом сидел фомор, я держал в руках крупнокалиберный пулемет, вокруг меня расположились овчарки, вывалив розовые языки. Теперь мы неслись над землей с ужасающей скоростью, среди скал замелькали наши преследователи, одетые в широкие одежды. Один, выделявшийся среди них невысоким ростом, потянул на плечо тубус «стингера». Внезапно я увидел его лицо так, будто смотрел в оптический прицел. Это была Заря! Она смотрела мне прямо в глаза и с виноватой полуулыбкой брала на прицел наш вертолет. Но, шалишь, Винету два раза на грабли не наступает! Загрохотал мой пулемет, сметая очередью и поддельную Зарю, и троих «духов», стоявших рядом с ней. Не связанный законами оптики и баллистики, я представил, что пули разлетаются во все стороны, разя врагов, где бы они ни находились. Бегущие по склонам фигурки закувыркались в агонии.

– Молодец, Василий! – похвалил фомор. – А можно и вот так.

Чуть впереди нас ждала целая зенитная батарея, духи хлопотали вокруг нее, готовясь к встрече. Внезапно над ними сгустились облака, и оттуда обрушился каскад молний, разнося задранные стволы в щепки. Когда мы пролетали мимо, зенитки скрылись в тучах пыли, поднятых чудовищной силы взрывом, отозвавшимся в окрестных горах нескончаемым эхом. Некоторое время мы летели молча, вглядываясь в окрестные скалы, но противник затаился. Затишье продолжалось недолго, по земле пробежала тень, и над нами сверкнула хищная сигара перехватчика. Снаряды автоматической пушки прошили фюзеляж вертолета, разбрызгивая повсюду раскаленный металл, собаки взвыли, пулемет вырвало из рук, стук винта потерял ритмичность, мы стали резко терять высоту. Разозленный и раззадоренный, я представил две вещи: что вертолет резиновый и что небольшое перистое облачко перед перехватчиком – из бетона и стали. Коснувшись земли, вертолет снова взмыл в небеса, а далеко над головой глухо бухнуло разрывом. «Вот так, знай наших», – подумал я и занялся перестройкой нашей вертушки. Как сказал бы Горбачев: «Процесс пошел!» Через несколько секунд мы неслись на высокопрочной летающей тарелке, с комфортабельным кожаным салоном и кондиционером, на появившемся в центре стеклянном столике журчал фонтанчик. Правда, наслаждаться покоем и интерьером от фэн-шуй пришлось недолго: фомор посадил наш аппарат рядом со зловещего вида пещерой, приказал, указывая на черный провал рукой:

– Все на выход, нам туда!

Из пещеры навстречу выполз огромный огнедышащий дракон о трех головах, поливая все вокруг липкими струями огня, распространяя сильный запах бензина. Лешие обогнали нас и, совершенно не обжигаясь в огне, бросились на Горыныча со всех сторон, кусая лапы и хвост, заставили змея сесть на задницу. У меня в руках само собой появилось ружье 50-го калибра, в просторечии именуемое «слонобойкой». Я представил, что пуля разрывает сердце чудовища, и нажал на спусковой крючок: змеевидное тело дернулось, зверь заревел, на глазах трансформируясь в танк. Толстенный ствол глядел прямо на меня, но я тут же его сделал цельнометаллическим. И вовремя – полыхнуло пламенем, из всех щелей грозной боевой машины повалил дым, танк грустно опустил ствол и перестал реветь и греметь. Мы бросились в черную пасть пещеры, на бегу я вырастил себе прибор ночного видения и в ярком зеленом свете увидел спину фомора, уверенно бежавшего впереди, и поредевший строй овчарок, по-прежнему державших нас в круге. Внезапно фомор резко остановился. Силы воображаемой инерции не позволили мне сделать то же самое, и я толкнул его плечом в спину. Фомор с коротким вскриком пропал во тьме, я повалился наземь и протянул руку вниз, одновременно представляя, что хватаю его за шиворот. Моя повисшая над бездной конечность удлинилась многократно, я почувствовал рывок. «Поймал!» – решил было я, но более сильный рывок перебросил меня за край пропасти. Замелькали мелкие сталактиты (сталагмиты?), выросшие на стене, и через несколько бесконечно долгих секунд фомор подхватил меня внизу, поставил на ноги и с улыбкой сказал: