Капитан «Неуловимого» - Владимир Поселягин

Моряки выражали радость: захват крейсера, да ещё тяжёлого – это довольно заметное событие, а мы его официальные участники. По отсекам звучала боевая сирена, немецкие слухачи это слышали, и к нам начали стягиваться другие эсминцы. Ну что же, повоюем. Торпед у нас много, на всех хватит.

Немцы уже готовили глубинные бомбы, когда я стал отдавать приказы.

– Готовность всех торпедных аппаратов носового отсека. Дифферент на корму тридцать пять градусов.

Как только лодка замерла, задрав нос, я понял, что один эсминец выйдет как раз на торпеду, так что скомандовал:

– Второй аппарат, товсь!

– Есть товсь.

– Второй, пуск!

– Есть пуск… Торпеда ушла.

Я и сам видел, что ушла. Эсминец даже не успел сменить курс, хотя слухачи на ближайших кораблях в панике орали о пуске торпеды, ещё не понимая, на кого она шла. И только когда корвет, которому торпеда вошла снизу в днище в районе киля, взорвался и разломился, поняли, кто был целью.

А я, выравнивая лодку, уже на полном ходу уходил в сторону. На место пуска торпеды немцы скидывали первые глубинные бомбы, которые опускались медленно, давая нам возможность отойти. Потрясло, но не страшно. Отойдя, я снова задрал нос, выцеливая один из эсминцев типа «Z». Их тут было три, плюс четыре корвета, точнее уже три. Первое попадание было зафиксировано, его внесли в бортовой журнал.

Я выпустил вторую торпеду и, чуть опустив нос, ещё одну. Не промахнулся – «Z» взорвался: попали в артпогреб. Третья торпеда предназначалась небольшому тральщику, едва ли больше тысячи тонн водоизмещением. Ему хватило.

Снова выровняв лодку, мы уходили на максимально полном ходу. Сбросив ход, немцы, по наводке слухачей, сопровождали наш маршрут бомбами. На нас опускались глубинные бомбы, но рвались они далеко в стороне.

Я сделал полупетлю и, снова задрав нос, выпустил четвёртую торпеду. В этот раз попался малый тральщик типа «М», он тут был один такого типа. Раскололся от попадания в центр корпуса. У меня оставались две торпеды в носовых торпедных аппаратах и четыре в кормовых.

Против нас было одиннадцать боевых кораблей, почти все они специализировались на охоте за подлодками. Сейчас их осталось семь, но немцы были полны решимости. Я видел, на каком из кораблей находится командир (его звание соответствовало капитану первого ранга), но бить его эсминец я не торопился: пока он жив, охота будет продолжаться, а я хотел уничтожить побольше кораблей.

Каждое попадание наша команда встречала громким «ура!». Если первоначально в бой они вступали с отчаянной надеждой выжить, то теперь, понимая, что шансы у нас есть, и поболее, чем у немцев, с надеждой смотрели на меня, молниеносно выполняя приказы. Поэтому управление лодкой было поставлено на все сто, я чувствовал её, как собственную руку, благополучно уходя от бомб.

Одно плохо: крутясь, я уже наполовину просадил аккумуляторы, а врагов было ещё много. Заметив, что один из корветов готовится сбросить последние глубинные бомбы, после чего наверняка сбежит в порт за следующими, я решил его прихватить. Пятая торпеда ушла к нему, а шестая торпеда, последняя в носовом залпе – во второй эсминец типа «Z».

Корвет почти сразу пошёл на дно: много ли ему надо. А вот с эсминцем так не повезло: торпеда рванула под носом, он осел, волны накатывались на палубу, но тонуть он явно не спешил. Решив, что никуда он от меня не денется, я бросил его и перегнал большую часть торпедной команды на корму, где начали готовить четыре торпедных аппарата, готовясь продолжать бой.

А немцы начали нервничать. Шесть пусков и шесть поражений – это почерк, который был характерен только для одного советского подводника. И вот на мостике одного из кораблей в первый раз прозвучала моя фамилия, а дальше она звучала уже увереннее и с матерными конструкциями. Теперь немцы знали на все сто, кто именно против них действует.

Наконец кормовые аппараты были готовы, и я, скомандовав, задрал корму, произвёл первый пуск, сразу уходя прочь, но перед этим выровнявшись, так как на глубину уходить не хотелось. Очередной тральщик разлетелся, остальные разбежались, выйдя из зоны нашей стрельбы. Теперь они и сами бомбы сбрасывать не могли, но и нам пострелять не давали.

Эфир был забит переговорами: капитаны совещались, что делать. Решили, что два самых скоростных, у которых стоят бомбомёты, пройдут над нами на максимальной скорости (видимо, будучи уверенными, что на такой скорости я не смогу их поразить) и раскидают заряды.

Прикинув, где они будут проходить, лодка вышла на позицию, ожидая. И вот они подготовились и рванули. Шли единым фронтом и, зная примерное местоположение и глубину, на которой мы работаем, готовили бомбы, надеясь хотя бы зацепить и повредить меня: повреждённую лодку легче добить.

Я приказал задрать корму и приготовиться. В таких условиях бить так, чтобы одна торпеда – одна цель, сложно. Поэтому ближайшего я атаковал, а по второму стрелять не стал: промажу. Если уж имеешь почерк и репутацию, нужно её поддерживать.

Корвет подорвался. Он тоже был старый, с Империалистической в строю, но мазутный, с турбинами. Торпеда попала в корму и разворотила её. Корабль сразу потерял ход и начал тонуть кормой вперёд, задирая нос. Детонации мин, к сожалению, не произошло, но и без этого у него не было шансов.

Каждое попадание команда встречала громогласным «ура», немцы же вертелись вокруг и выжидали. Общение в эфире продолжалось, уже всё более нервно. Стратегия быстрого прохода над лодкой со сбросом бомб не оправдала себя, более того, последовала потеря очередного вымпела.

Команды некоторых кораблей успели спустить несколько шлюпок, которые сейчас активно двигались на вёслах в сторону далёкого берега, едва видного отсюда, но больше, куда больше людей погибло: кто во время попадания, а другие – не продержавшись долго в ледяной воде. Один тральщик пытался спасать людей, но после попадания наш торпеды пошёл ко дну. Больше спасением товарищей немцы не занимались.

В общем, мной были атакованы восемь кораблей, из которых семь уже на дне, а один эсминец, который смог дать ход, медленно полз к берегу, двигаясь кормой вперёд. Именно к нему мы и направились на среднем ходу: нужно экономить энергию, а то скоро нечем будет драться.

Пока стояло затишье, немцы не сближались, шла экстренная перезарядка торпед. Используя тали и краны, все вместе перетаскивали их и подавали в аппараты. Я передал пока наушники акустику с приказом отслеживать всё вокруг, а сам прошёл в отсек с командирскими каютами, за которым находилась каморка врача.

– Ну как?

Вопрос был задан супруге старпома, стоявшей в дверях, потому как новоиспечённый отец сейчас командовал десятком матросов и старшин, заряжая кормовой торпедный аппарат, а старпом распоряжался на носу.

– Мальчик, – обернувшись, ответила она.

Пока шёл бой, успели пройти роды. Мальчика уже помыли, и он спал в самодельной тряпичной люльке из простыни.