Русская красавица. Напоследок - Ирина Потанина

И действительно, случилось ведь. Вероятно, не плохое. Но в мои планы никак не входившее, и потому подкосившее, словно автоматная очередь. Все-таки, я слишком верила в нашу сумасшедшую романтику. Все-таки слишком глубокой считала наш связь… А тут… То, что все кончено, было понятно с первых же слов:

— Ты? — Кир округляет глаза и часто-часто моргает. Я перехватила его возле столовой, куда он вел свой выводок. — Привет… — как-то испуганно оглядывается, потом принимается смеяться. — Знаешь, я наверное, все-таки заведу сотовый…

Нужно было сразу разворачиваться и уходить. То есть, может, это и была обычная безобидная фраза, но я усмотрела намек. Ведь в прошлый приезд я что-то такое плела, мол, извини, что нагрянула внезапно, вот заведешь трубку и будешь иметь полное право требовать предупреждать о визите заранее… С другой стороны, я прибывала в некой эйфории от встречи, потому приказала себе воспринять все как шутку.

— Боишься получить разрыв сердца от очередных моих неожиданностей? — сияю, вместо более подходящего ситуации упрека: «Выходит, я не вовремя?»

— Боюсь, — вздыхает Кир и просит меня посидеть возле столовой, пока он передаст отряд в надежные руки Эн.

И тут реальность кружится и тонет в задорном визге: со спины ко мне подбегает Меланья, хватает в объятия, отрывает от земли, кружит. Она искренне рада, она обрушивает на меня шквал новостей о своей поездке в Симферополь на прошлые выходные, о скучающем по мне Алишерке, о влюбившемся в кого-то Егорушке, о странностях своей жизни:

— А матушка все сокрушается. Говорит, нормальные люди неделю с семьей, а на выходные к морю едут, а ты наоборот. «Что ж за жизнь такая, мы тебя почти не видим!» — жалуется. А Алишер ей: «Везет! И я бы не видел с удовольствием!» Он совсем разгильдяем стал, к любому нашему с предками слову десяток своих присовокупляет. А неделю назад вообще учудил. Дома сказал, что ко мне поехал, а сам — в Алупку к друзьям. Если б Кирка его там не встретил, так я бы и не знала, что он где-то шляется. А если бы матушка мне позвонить решила, узнать, как добрался ребенок?! Что с матушкиным больным сердцем было бы???

До меня сразу все доходит. Щеки горят, обожженные взрывной волной догадки. Впиваюсь ногтями в ладони изо всех сил стараясь не выдать шока. Все мои актерские навыки куда-то улетучились, Меланья вдруг серьезнеет и смотрит на меня встревожено:

— Что ж это он, — спрашиваю, — Был на ЮБК, а ко мне не поднялся? Так он скучает, да? — изо всех сил придаю лицу невинное выражение, а интонации — легкость. — Ох, Алишер-Алишер, — смотрю на Кира в упор и откровенно издеваюсь уже, нарочно не подавая виду, о чем говорю на самом деле: — Всегда знала, что он изменник!

— Не удивлюсь, если он собирался к тебе подняться, да не успел, засиделся…, — оправдывает брата Меланья.

— Точно, — с напором повторяет за ней Кир. — Он собирался. Просто не успел. Обратно ведь ехать надо было. — а дальше уже для Меланьи: — Он сам мне сказал…

Глупо, но я схватилась за эту идею, как за последнюю соломинку. Он ехал ко мне, почти доехал даже, но встретил кого-то, засиделся, может быть, напился и постеснялся подниматься. Короче, не успел… Ну, мало ли!

Меланья утаскивает меня к себе, а Кир, явно испытывающий облегчение от того, что меня есть кому опекать, обещает прийти буквально через час:

— Отправлю оболтусов на дневной сон и примчусь…

— Кир очень ответственный педагог, — вслед ему сообщает Меланья. — Все время норовит при отряде быть. Они с Эн в этом смысле ненормальные. Все остальные воспитатели дежурят по очереди, чтобы высвободить себе свободное время. А эти уперлись: «Будем, как положено. Эн — с девочками, Кир — с мальчиками…»

Подозрения мои все укрепляются. К тому же в комнате воспитателей, едва Меланья выходит куда-то на пару минут, натыкаюсь на ее блокнот с афоризмами похода.

«У Кира в глазах отражается весь мир и два десятка предыдущих поколений. Просто приходится любить его за это, хотя очень не хочется — вредно для психического здоровья. Аня-Эн»

Я прочла, и сердце сжалось в истеричный обиженный комочек.

— Меланья, скажи, — я не скрываю, что читала последние записи из блокнота. — Скажи, у Кира с Эн, э-э-э…?? — теряюсь, не зная, как сформулировать.

— Да вроде нет, — после короткого раздумья отвечает Меланья — Он бы мне сказал. — Предчувствие какое-то дурацкое, — жалуюсь искренне. — Прямо не знаю, что делать…

— Когда не знаешь, что делать, лучше не делай ничего, — серьезно советует Меланья, а потом снова переходит на легкий тон: — Да у Эн и парень есть, он каждую неделю из Симфика приезжает… Не накручивай себя попусту…

Я немного успокаиваюсь.

А потом приходит вечер, и Кир — после пустого совсем дневного общения — берет в руки гитару. И я так верю в нее, так рассчитываю на наше привычное песенное объяснение… И оно пришло. Кир смотрит прямо перед собой и исполняет Майка Науменко. «Сладкую N». И то, как Кир пел эту песню в прошлую нашу встречу — словно забавный рок-н-ролльчик с забойным текстом, в корне отличается от того, как исполняет ее сейчас: «И кто-то, как всегда, нес чушь о тарелках,/ И кто-то, как всегда, проповедовал дзен,/А я сидел в углу и тупо думал: "С кем и где/ Ты провела эту ночь, моя сладкая N? " С завидной прочувствованностью, с явным надрывом, старательно прикрываемым самоиронией. Еще ничего не зная наверняка, я уже ощущала, что предана.

«Это конец!» — отчетливо формулируется в мыслях, и делается сразу страшно грустно. Нет, дело не в самом Кире. Жаль, жаль, жаль… Миллион раз жаль утерянную сказку. Никогда не была ревнивой и изводилась не из-за наличия другой пассии. Дело было в том, что мальчик с глазами и без сердца накрепко пригвоздил мою веру в чудо к земле. Не бывает случайных встреч, оканчивающихся долгими неслучайными отношениями. То есть, наверное, бывают, но не со мной. Лимит на волшебство и настоящие отношения я в своей жизни уже исчерпала.

Для пущей уверенности, отвела в сторону, заглянула в глаза, спросила напрямик. Ответил честно. Пожаловался, что вынужден делить эту девочку с каким-то давним ее кавалером. Я посочувствовала, Кир искренне обрадовался участию.

— Хорошо, что мы с тобой не разругались, — сказал. — Здорово оставаться друзьями, когда все чувства проходят. Такая дружба — самая крепкая…

Я промычала что-то невнятное, а потом тихонька забрала сумку и никем не отслеживаемая, и потому не останавливаемая, ушла к трассе. Пора было возвращаться на Ай-Петри.

Вернулась. Живу. Пишу тебе письмо, смотрю на плескающееся в горизонте море. Очень хочется утопиться. Не из-за Кира, он такого не стоит — из-за общей скоткости этой жизни и отсутствия чего-то надежного. А еще из-за того, что когда рядом был ты, такой хороший Артурка, такой нужный, я была дурой и не уберегла отношения…

Вот такие они. Мои чувства-чувстования. Вот такая степень откровенности. Надеюсь, ты оценишь. Вернее — и это уже действительно правда — надеюсь, никогда тебе не придется оценивать. Потому что я уже твердо решила — никогда не стану отправлять тебе это письмо. Я не садистка и не идиотка.