Одно слово стоит тысячи - Чжэньюнь Лю

— Поменять имя для меня не проблема. «Везучим» именем я уже сыт по горло.

И пусть намерения Ян Байшуня и Лао Чжаня не совпадали, на словах Ян Байшунь был недалек от мыслей Лао Чжаня. В общем, Лао Чжань остался очень доволен и, прочистив нос, торжественно объявил:

— Аминь. Сим объявляю, что с этого момента, приблизившись к вере Господней, ты должен отречься от себя прошлого. Отныне нарекаю тебя именем Ян Моси.

В сумерках все ближе к городу продвигались трое: насупившийся Сяо Чжао и беседующие друг с другом Лао Чжань и Ян Моси.

Обратившись в веру, Ян Моси вовсе не стал ездить на велосипеде и продавать лук, как это делал Сяо Чжао. Вместо этого его отправили в артель к Лао Лу на улице Бэйцзе строгать бамбук. Эту работу для Ян Моси выхлопотал священник Лао Чжань. Однако у Ян Моси душа к этому не лежала. Не то чтобы он терпеть не мог бамбук или мечтал об участи Сяо Чжао, который рассекал на велосипеде и продавал лук, просто когда он стал учеником Лао Чжаня, тот открылся совершенно с новой стороны. Раньше Ян Байшунь завидовал помощнику Лао Чжаня, Сяо Чжао, что тот целыми днями катается на велосипеде и даже находит время, чтобы продавать свой лук. Такая свобода в отношениях между наставником и учеником казалась Ян Байшуню весьма привлекательной. Но только попав в их компанию, он понял, что они не то чтобы свободно общаются друг с другом, они вообще свободны друг от друга. Другими словами, Сяо Чжао был не учеником Лао Чжаня, а всего лишь наемной силой. Поскольку Сяо Чжао не верил в Господа, то обычное время он проводил не со священником, а с отцом, с которым продавал лук. И только когда Лао Чжань отправлялся со своими проповедями по деревням, уже не в силах крутить педали самостоятельно, он нанимал для этого Сяо Чжао. Стоимость этой услуги составляла двести цяней, что примерно равнялось выручке за продажу лука, поэтому Сяо Чжао не отказывался. Соглашаясь довезти Лао Чжаня до какой-нибудь деревни, Сяо Чжао не стеснялся потом отлучиться на рынок, чтобы и там заработать. Вера или неверие в Господа никак на это не влияли, но, пожалуй, именно такая независимость в отношениях Лао Чжаня и Сяо Чжао предоставляла Ян Моси прекрасную возможность потеснить Сяо Чжао и занять его место. Ян Моси, будучи новичком, который к тому же не умел управляться с велосипедом, не только не мог занять место Сяо Чжао, но даже заикнуться об этом. Конечно, он мог научиться кататься на велосипеде, ведь и Сяо Чжао тоже когда-то не умел этого делать, его научил кататься сам Лао Чжань. Лао Чжаню было тогда около шестидесяти, что для мужчины еще не возраст, да и свободное время у него имелось. На обучение Сяо Чжао ему понадобился целый месяц, бедному велосипеду тогда изрядно досталось. Сейчас Лао Чжаню уже перевалило за семьдесят. Дни в таком возрасте бегут быстрее, и теперь Лао Чжань думал только о проповедях. У него остался лишь велосипед, а вот времени, чтобы обучить кататься на нем Ян Моси, у него уже не было. Поэтому, выезжая на свои проповеди, он каждый день был вынужден обращаться к Сяо Чжао. Проповедовал Лао Чжан в дневное время, так что в принципе обучать Ян Моси езде на велосипеде можно было и ночью. Но поскольку велосипед «Филипс» был в ходу уже больше тридцати лет и теперь ломался при малейшей неосторожности, использование его для учебной езды грозило тем, что велосипед мог развалиться на запчасти еще до того, как Ян Моси научится на нем кататься. Сначала Лао Чжань относился к его идее освоить велосипед неодобрительно. Ян Моси, в общем-то, и не настаивал, но ситуация, когда чужак целыми днями разъезжал на велосипеде в то время, как преданный ученик где-то на стороне строгал бамбук, казалась ему несуразной и более чем нелогичной. А Сяо Чжао тоже хорош — прекрасно понимая планы Ян Моси, начинал крутить хвостом, едва Лао Чжань обращался к нему с просьбой подвезти: «Только не сегодня, а то ноги болят. Лучше поищи кого-нибудь другого». А Лао Чжань в ответ угодливо улыбался и продолжал упрашивать: «Христа ради прошу, разве ты не видишь, какая в этом году слякотная осень?» Поначалу Ян Моси решил принять веру, чтобы получить работу, ради этого он даже поменял свое имя. Однако сейчас, когда задуманное стало расходиться с реальностью, Ян Моси мог отречься от своей веры, бросить работу и вернуть себе прежнее имя. Хотя ситуация создалась неприятная, уход от Лао Чжаня и поиск новой работы могли обернуться очередными трудностями. Ведь чтобы устроить Ян Моси в городскую артель Лао Лу на улице Бэйцзе, где заготавливали бамбук, Лао Чжань замолвил за него словечко и потратил немало нервов. Кроме того, сам Ян Моси в городе был совершенно чужим, поэтому взять и в одночасье устроиться получше он все равно не мог. В общем, пришлось ему пока все оставить как есть: быть учеником у священника и строгать бамбук. Поначалу ему даже приходила мысль полностью отречься от мирской жизни, честно следовать идеям Лао Чжаня и уподобиться монахам и монахиням. Тогда он бы целыми днями только ел и читал сутры, и для него бы стерлась разница между буднями и выходными. Но он и подумать не мог, что Лао Чжань, так же как и похоронный крикун Ло Чанли, был не в силах содержать ученика исключительно за счет своих проповедей.

С тех пор как в позапрошлом году начальник уезда Сяо Хань приспособил церковь Лао Чжаня под школу, обратно ее так и не возвратили. По идее, когда губернатор провинции Лао Фэй убрал с должности не в меру разговорчивого Сяо Ханя и тот вернулся в свой Таншань, а «Яньцзиньскую новую школу» распустили, церковь должна была вернуться к своему законному владельцу. Однако после отъезда Сяо Ханя должность начальника уезда занял некий Лао Ши. Лао Ши был родом из провинции Фуцзянь и являлся земляком губернатора Лао Фэя. Когда Сяо Ханя уволили, преемника на его пост должен был назначить начальник Лао Гэн из Синьсяна. Но поскольку Сяо Ханя уволил сам губернатор Лао Фэй, Лао Гэн не посмел решить этот вопрос единолично, а обратился за указаниями к Лао Фэю. В свою очередь Лао Фэй, который при назначениях не игнорировал друзей и родственников, взял и рекомендовал на эту должность своего земляка Лао Ши. До этого Лао Ши был в подчинении Лао Фэя, будучи начальником одного из отделений. Как в случае с увольнением Сяо Ханя, так и в случае с назначением на должность Лао Ши, Лао Фэй проявил строгость. И у Лао Гэна это вызвало уважение — не случайно человек служит губернатором. Прибывший в Яньцзинь Лао Ши разительно отличался от Сяо Ханя: он не любил разговаривать, да и учебные заведения его не интересовали. Характером он походил на Лао Фэя, который обходился десятью фразами в день. Сам он разговаривать не любил, но с удовольствием слушал других, чем отличался от губернатора. Но Лао Ши не привлекали досужие разговоры — ему нравились сценические перевоплощения и сценическая речь, когда актеры за два-три часа выговаривались по полной, а если не выговаривались, то могли еще и спеть. Поэтому едва Лао Ши прибыл в Яньцзинь, он тотчас пригласил в город театральную труппу. До этого непривередливые яньцзиньцы ходили лишь на представления бродячих артистов, на свою труппу у них просто не было денег. Да и сами театральные труппы надолго здесь не задерживались, опасаясь вконец обнищать. Но когда приехал Лао Ши, он выделил из городской казны деньги на содержание одной театральной труппы. Вообще-то, сначала в казне денег не было, но Лао Ши, обнаружив дефицит бюджета, тихой сапой устроил во всех торговых точках города проверки. Открытые проверки ничего не показали, зато в результате полумесячных секретных расследований были выявлены три торговые точки, хозяева которых — торговец солью Лао Цзяо, торговец древесиной Лао Шэнь и хозяин опиекурильни Лао Куан — либо нелегально торговали, либо занимались спекуляцией, либо уклонялись от уплаты налогов. Лао Ши без долгих разговоров посадил Лао Цзяо, Лао Шэня и Лао Куана за решетку, конфисковал у всех троих имущество и разом накормил исхудавшую городскую казну. Простой люд, увидав, как споро действует Лао Ши, да еще и карает злостных нарушителей, начал бурно восхищаться. Поэтому дела в Яньцзине стали налаживаться прямо на глазах. Лао Ши, в свою очередь, поощрял всех жителей ходить на театральные представления. Сами яньцзиньцы, будучи уроженцами провинции Хэнань, любили так называемый хэнаньский банцзы[46], но Лао Ши, будучи уроженцем провинции Фуцзянь, хэнаньский банцзы не жаловал. Все посчитали, что он поклонник фучжоуской оперы, ан нет. Оказалось, что еще в годы учебы в Сучжоу он вдруг влюбился в местную «усийскую оперу»[47], поэтому пригласил в Яньцзинь театральную труппу аж из далекой провинции Цзянсу. С появлением театральной труппы потребовался и театр, поэтому Лао Ши приспособил под него бывшую «Яньцзиньскую новую школу». На самых первых выступлениях усийской оперы из зрителей были только Лао Ши и его приближенные. Ее надрывные арии коренные яньцзиньцы воспринимали не иначе как кошачьи крики, поэтому места в церкви на триста человек пустовали. Однако Лао Ши не падал духом и каждый день сам приходил в театр. Мало-помалу яньцзиньцы вслед за Лао Ши вошли во вкус. Они поняли, что «завывания» усийской оперы требуют более филигранного исполнения, чем хэнаньский банцзы. Этим и объясняется то, что вплоть до наших дней в таких, казалось бы, внутренних районах провинции Хэнань, как Яньцзинь, до сих пор распространена пришлая усийская опера. Любовь Лао Ши к театру была совершенно иной, нежели любовь Сяо Ханя к ораторству и учебным заведениям. Это была любовь, не связанная с высокой идеей спасти государство и народ, скорее это была обычная человеческая слабость, как, например, слабость начальника уезда Лао Ху, который любил столярничать. Поэтому теперь все, начиная от губернатора Лао Фэя и заканчивая главой округа Лао Гэном, стали жить в мире и согласии. Когда Сяо Хань выдворил Лао Чжаня из его же церкви, тот нашел на западной окраине города разрушенный буддийский храм, который много лет назад покинул один монах, и временно в нем обосновался. К счастью, Лао Чжань разбирался в строительном деле и отличался усердием, он как следует подлатал храм, так что теперь никакой дождь ему был не страшен. Когда Сяо Ханя уволили, Лао Чжань на какое-то время обрадовался, полагая, что теперь ему, наконец, вернут церковь. Но он и подумать не мог, что прибывший на его место Лао Ши устроит в ней театр. Надеясь вернуть церковь, Лао Чжань пошел к Лао Ши, чтобы объяснить все обстоятельства дела. Лао Ши встретил его очень приветливо: