Рад, почти счастлив... - Ольга Покровская

Полететь к ней завтра же и остаться, – думал он, улёгшись с погасшим телефоном в руке. – Полететь и остаться. Вон Костя из безнадёжного положения – свято верит в победу. А тут всего-то – взять «Чемоданова», полететь и остаться!

Так искушал он себя до полуночи, а затем, безо всякого порядка в мыслях, от одной только грусти, взял да и позвонил Андрею.

«Я готов посмотреть твою приморскую развалюху, – сказал он. – Когда приезжать?»

Вечером накануне отлёта они с мамой спорили о неизменности и переменчивости. Ольга Николаевна утверждала, что Андрей окончательно отряхнулся от детства, сдул дачные ромашки, и Ивану не стоит рассчитывать – родство ушло. То, что держало их вместе, было всего лишь вихрем юности, улегшимся и оставившим каждого со своими делами.

Сын протестовал.

– Это чушь, мама! – возражал он. – Родные не могут стать чужими. Это всё равно, как если бы фиалка переродилась в герань.

– Я не говорю, что он переродился, – уточняла Ольга Николаевна. – Я просто констатирую, что у вас разные жизненные цели – а это немало.

– Цели – это чепуха! – горячился Иван. – Это не то, на чём держится мир! И дружба совсем не на этом держится!

Ольга Николаевна усмехалась сочувственно.

Они решили доспорить по приезде.

* * *

В эту поездку Ивану выпала долгая дорога. Во Франкфурте, где у него была пересадка, мела метель. Рейсы откладывались. «У нас сугробы, как в России!» – по-немецки сообщил ему весёлый служащий аэропорта, и Иван отправился ждать. В зале ожидания ему повезло с соседями. Справа от него расположился одинокий англичанин, слева – четверо португальских школьников с молодой учительницей. Объединённые усталостью, они дремали в общей колыбели терминала. Метель укрыла грязный Франкфурт. Рейсов не объявляли. Иван хотел пойти купить себе немецкую газету, но учительница из Португалии нечаянно уснула на его русском плече.

Храня её сон, он думал о том, как в действительности всё хорошо между людьми. И как несложно было бы поддержать и развить это хорошее. Всего лишь подправить закон в пользу сострадания. Упрочить право человека на тишину, чистоту, деликатность. Установить цензуру печатных изданий, телевидения и Интернета… Хотя, вот он уже и породил чудовище – Диктатуру добра и красоты!

С опозданием в половину суток он прибыл-таки в свой приморский пункт назначения. Южный воздух ударил Ивану в нос, едва он вышел в фойе аэропорта, и сразу же на него налетел Андрей.

– Это надо! – вопил он, стискивая друга в объятиях. – Сволочи какие! Снежка испугались! Наши бы летали. Ты хоть поспал?

– Не волнуйся, я прекрасно провёл время! – заверил его Иван.

На этот раз Андрей был не парижским. Он встречал друга в белой рубашке с закатанными рукавами, в летних штанах из грубой ткани. Его колониальное пижонство было безудержно. Иван усмехнулся и простил. Ему показалось, лицо у Андрея посветлело. Старая растерянность появилась в нём. «Влюблён. Это точно!» – решил Иван.

– И что же, ты теперь каждые выходные так и курсируешь – между Парижем и Гозо? – спросил он насмешливо.

– Да Бог с тобой! Край-то не ближний – не налетаешься! Я здесь – в твою честь! – от души улыбнулся Андрей.

За разговором они вышли к стоянке такси.

– А поехали общественным транспортом! – предложил Андрей. – Багажа у нас нет. Хоть посмотришь на местных!

Иван не возражал. На остановке штормовой ветер продул его южным теплом. Они сели в старый автобус, неудобный и нерасторопный, и поползли вдоль моря. Иван смотрел в окошко, как на экран. Нет, не пробирала его средиземноморская красота! И трогательный Андрей, то и дело склонявшийся и объяснявший ему местность, тоже как будто был частью фильма. Дорога оказалась многосложной. До острова добирались паромом, и из порта – опять на автобусе. Наконец, в городке на центральной площади они вышли.

– Ну вот! – сказал Андрей. – А отсюда уже пешочком!

Иван осмотрелся, увидел синее небо и низенькие, украшенные лепниной дома. В арке углового дома, склонив голову, стояла Мадонна. От робкой ли фигуры Богоматери, или от воздуха с хлебной струёй его настроение переменилось. Вероятно, это дух местности коснулся его – то, что он искал, но так и не обнаружил в убитом туриндустрией Париже.

– Пахнет хлебом, – сказал Иван. – Может зайдём, купим чего-нибудь?

Они миновали город, в окраинной лавочке взяли вино, пирог с луком, горячий багет, и со всеми запасами поднялись в крепость. Это были обыкновенные, не выдающиеся ничем развалины крепостной стены. Через них проходила тропинка в долину – кратчайший путь к владениям Андрея.

Руины заросли густой и зелёной зимней травой с жёлтыми цветами. Пройдёт три месяца – и солнце выжжет и траву, и цветы. Иван застал лучшее время!

– А вон там мой дом! – сказал Андрей, указывая на далёкую горстку крыш у самого побережья. – Ну что, перекусим?

– Завтрак под пулями! – отозвался Иван, садясь в одуванчики и оглядывая долину через бреши каменной кладки. Андрей, как детство, присел рядом с ним.

– Мы сейчас пойдём к морю, и дальше по берегу, – сказал Андрей, когда они пообедали. – Видишь церковь – вот нам туда.

Они вышли через пролом стены на тропинку. По ту сторону остался городок. Впереди виднелись зелёные, нарезанные прямоугольниками поля, колючие рощи и по краю – море.

По неровной, перемешанной с камнями тропинке, они спускались к берегу. «Ни души. Одни на земле!» – подумал Иван. Тут дорогу им перебежала овечка.

Наконец, они вышли к морю. Не то чтобы шторм, но беспокойство было в волнах.

– По верху или по камням? – спросил Андрей.

– Какие же это камни! – сказал Иван, ступая на корявые серые плиты. Буря плеснула, Медуза-Горгона взглянула – и кипящая лавина волны застыла на берегу. – Камни – это валуны в Прибалтике! А это – на цемент похоже, – сказал он и тут же различил в сухой ложбинке краба без клешни.

– Ты не в курсе, они у них регенерируются? – спросил он с тревогой.

– Ты что – нет, конечно! Это же их руки! – отозвался Андрей. – Да ты не туда смотришь. Ты смотри вокруг! Видишь скалы? В них такие есть ущелья грандиозные! Можно на озере сесть в лодку, проплыть через разлом в скале – и ты в открытом море! Когда выплываешь наружу и движешься вдоль этих стен отвесных, и ищешь хоть какую-нибудь бухточку – это фантастика! А если тебя к этим стенам ещё волнами кидает, тогда ты вообще – Одиссей богоравный! Понимаешь, тут ничего не изменилось с тех пор. Вот как плавали люди шесть тысяч лет назад – так и ты плывёшь! Я бы тебя провёз, но сегодня шторм, – сказал он, взглянув на темноватое море. – Не хочется мне тебя топить!

Твердь камней под ногами, небо, вода и скалы взяли Ивана в необъяснимый плен. Он смотрел неотрывно и пытался всей душой противостоять пленению, но голова оставалась пустой – ничего, кроме неба, воды и камня.

– Как же ты здесь будешь жить? – спросил он. – Ты читать здесь пробовал? Или хотя бы думать? Тут же всё выдувает начисто.