Империя в войне. Свидетельства очевидцев - Роман Сергеевич Меркулов

1 р. 15 к. пуд и вообще все продукты страшно дороги. Пасха невеселая. Да еще вчера телеграмма была с войны, что в нашем штабе обнаружили шпиона полковника (т. е. С. Н. Мясоедова – прим. авт.) – противно и обидно.

И. А., 23 марта

В 1-й день Пасхи т. е. Воскресения вдруг смолкла стрельба враждующих сторон – из окопов нашей позиции и со стороны противника стали появляться условные знаки, потом головы людей и наконец группами стали вылезать из окопов наши и германцы махая руками и крича «Пан пан ходь сюда, стрелять не будем». Сначала несколько смельчаков из наших решились первым пойти на приветствие и зов германцев и вот сошлись обе враждующие стороны на поле брани, начались поздравления с праздником, взаимные пожелания и угощения чем Бог послал хлебом-табаком даже вином, которого как говорят у германцев в изрядном количестве имеется; Обменивались газетами, давали адреса друг другу и т. д. итак продолжалось это свидание до вечера, на следующий день условились опять не стрелять.

И вот сегодня я тоже отправился навестить Германцев, захватив с собой предварительно 4-х товарищей, по пути к нам присоединилась еще кампания – явились гармоники и вот с пением и пляской наша компания добралась до германских окопов. Разумеется вышли и германцы, поздоровались и пошла взаимная беседа через посредство переводчиков, шутки, смех, пляска под гармонику и проч. Но вся беда в том заключалась, что не понимали друг друга, скажешь кому либо из германцев «Вы по-русски понимаете» он только пожмет плечами и больше ничего.

Я подошел к одному молодому германцу стоявшему отдельно от других – обмерили друг друга взглядом, он посмотрев на меня вздохнул и сказал по-русски «да скверно» я его спросил, а что скверно, но больше этого слова ничего не мог добиться от него – бормочет, что то сказать хочется, а ничего не выходит.

Как хорошо Веруся как отрадно сделалось на душе от такого неожиданного события в самом то деле удивительно как-то. Сошлись люди которые за несколько часов перед этим старались как бы удобнее выбрать момент поразить друг друга смертоносной пулей, не знаю сколько бы времени продолжалось это свидание враждующих сторон, каждому из нас не хотелось уходить друг от друга, хотелось подольше побыть в этом радостном, мирном настроении но пришли германские офицера и наши скомандовали к местам, мы разошлись и всему конец.

Т. Я. Ткачев, 24 марта

Не умаляя ничьей храбрости и достоинства, можно сказать, что каждый из сражающихся с величайшим удовольствием отправился бы домой вместо окопов. Это непререкаемая истина. Я не встречал ни офицеров, ни солдат, которые бы этого не хотели.

Вот как заканчивает письмо ко мне один молодой студент: «Желаю Вам и себе, чтобы война скорее кончилась и мир хотя бы немножко пришел в равновесие, чтобы наша эпоха стала менее исторической и менее знаменитой, чтобы на всей земле перевелись герои и богатыри, ибо по всем признакам мы недостойны жить в столь героическое время».

А вот пишет старик В. И. Немирович-Данченко в № 80 от 9/IV «Русского слова»: «Я счастлив, бесконечно счастлив тем, что моя великая родина является теперь тем медным змием Моисея, от одного взгляда на который спасались все обреченные гибели, смерти, страдания. И, оглядываясь назад, я вижу, что такой ослепительной всемирной цели служило все: и наши поражения в прошлом, потому что мы на них учились, и наши несчастья, ибо они были спасительными ударами молота, сбивавшими нас в одну несравненную мощь».

Если бы эти две цитаты были без обозначения, сомневаюсь, чтобы кто-нибудь правильно определил возраст их авторов. Седовласый Данченко блещет всеми цветами зеленой юности, которая кипит и захлебывается от восторга там, где более пожилой возраст скептически качает головой. А здесь – все наоборот: двадцатилетний юноша с большим правом мог бы носить седины, чем вышеупомянутый старец.

С. И. Вавилов, 25 марта

Анекдот. Говорят, к Верховному Главнокомандующему, в его распоряжение прислали миллион яиц к Пасхе. «Что с ними делать?» – сказал Верховный Командующий. «Отдайте их полякам, все равно после войны они не получат ни хуя, так пусть хоть яйца будут».

«Столичная молва», 26 марта

Официально – трезвость еще процветает в Москве, а неофициально – нет дома, где бы не было основательного запаса питья. И те немногие москвичи, что остались к Рождеству без вина, теперь, наученные горьким опытом, сделались умнее и задолго до Пасхи стали готовить запасы.

Впрочем, это не трудно было: комиссионеров развелось – сколько угодно; заходят прямо с улицы в незнакомые дома и спрашивают коротко:

– Сколько и чего?

И в тот же день заказ исполнен, и даже цены «божеские». Почти повсюду есть водка – настоящая «монополька», есть даже пиво, которое привезли, будто бы, из Харькова, где продается оно, будто бы, совершенно открыто.

Так и встретил и проводит москвич праздник в веселии.

В. А. Теляковский, 27 марта

Вечером у меня был Шаляпин, вернувшийся из Киева. Шаляпин говорит, что в провинции существует глухое недовольство, особенное впечатление сделала история Мясоедова. Пока война, все будет покойно, но настроение может иметь влияние после войны. Особой популярностью среди народа пользуется Великий Князь Николай Николаевич, которому очень верят.

А. А. Жданова, 29 марта

Вот навстречу идет серая толпа: пленные австрийцы. Их привезли в Тверь сорок пять человек. Я встретила человек двенадцать. Они были окружены кольцом мальчишек, которые следовали за ними по пятам. Вот они, наши враги; светлые усы на загорелых лицах, серые шинели с пряжкой позади и кепи, надвинутые на глаза. Они шли шумно и громко говорили по-немецки. Один из них сказал по-русски:

– Вот из них красивая прошла.

Все стали оглядываться. Если б не это, я бы, пожалуй, присоединилась к магическому кольцу мальчишек. Ещё недавно эти люди за тысячи верст отсюда видели свои родные горы, города и деревни. Теперь они здесь, в Твери, месят нашу грязь, собирая за собой публику. Вот это я понимаю и завидую им. Жить так страшно интересно, хотя, быть может, и тяжело.

А у нас опять победа, вспоминаю я, русские войска взяли высоту 909 на Карпатах. Где-то за Волгой, у казарм, начинается манифестация. По далёкому гулу «а-а-а-а» я предполагаю, какое оглушительное «ура» раздаётся там. Ветер едва доносит пение. А с другой стороны – барабанный бой. Несколько рот выступают из Твери. Качаются за спинами котелки, мерно но беспорядочно идут серые массы за победой и