📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгКлассикаНоктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

Ноктюрны (сборник) - Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 177
Перейти на страницу:
забыл совсем!..

– Про какую «муль», папа?

– А такая есть ракушка… да. Как это у меня из головы выпало давеча в Севастополе?.. Ну, все равно, в Ялте поем…

III

К Байдарским Воротам они приехали около часа ночи. До рассвета оставалось еще часа четыре. В маленьком домике, где останавливаются проезжающие в ожидании восхода солнца, публики набралось достаточно, а экипажи все подъезжали. Маленькие комнаты-номера были уже все заняты, и Паутов страшно горячился, оставшись на улице. Кроме этого, у него явился аппетит, а кроме яиц и соленых огурцов, здесь ничего нельзя было достать. Он ходил около своей коляски и громко негодовал.

– Что же это такое? Да… Разве возможно что-нибудь подобное в Европе? Вот она, святая, родина… Например, в Швейцарии – там великолепный отель для желающих полюбоваться восходом солнца с Риги Кульм. Да… А здесь? Вот оно, любезное отечество…

Чтобы сорвать свое негодование на ком-нибудь, Паутов отправлялся в негостеприимный домик, вызывал арендатора номеров и начинал его распекать.

– Нет свободных номеров? Ни одного? Что же, прикажете мне ночевать под открытым небом? А если бы у меня была чахотка в последнем градусе?

– Все номера заняты-с… – оправдывался арендатор и делал такое движение всем телом, как будто желал для удовлетворения гг. проезжающих вылезти из собственной кожи. – Вот вчера половина номеров стояла пустая-с.

– Но ведь согласитесь, это безобразие? Да?

– Как вам будет угодно-с…

– Кроме яиц, ничего? Это уж… это… это…

Задыхаясь от справедливого негодования, он обратился к собравшейся на шум публике и в самых красноречивых словах описал, какую чудную куропатку ему подали на Риги перед самым восходом солнца, потом кусок козы, потом чудного швейцарского (да-с, настоящего!) сыра, потом полбутылки красного вина. Увлекшись, Паутов поцеловал кончики сложенных горсточкой пальцев и, подмигнув, прибавил:

– Признаться сказать, я из-за этих прелестей опоздал – выхожу из отеля, а солнце уже поднялось.

Ирочка все время оставалась в экипаже и отнеслась к родительскому негодованию с самым обидным равнодушием. Когда Паутов вышел из-под негостеприимной кровли, в экипаже никого не было, и кучер сказал:

– Барышня приказала сказать, что ушли к Воротам…

Этого еще недоставало! Ведь можно было подремать в экипаже… А если взять подушку и плед и устроиться на ночь на самых Воротах – оригинальный ночлег. Однако Ирочка, кажется, нервничает. Паутов отправился к Воротам и нашел дочь сидевшей на каменной ступеньке лестницы, по которой поднимались на верхнюю площадку Ворот.

– Ты что тут делаешь?

– Как видишь, сижу и наслаждаюсь природой… А тебе еще не надоело изливать свое негодование?

– Помилуй, да ведь это безобразие… варварство… Я еду на модный курорт, и вдруг… Остается одно – бежать из милого отечества, куда глаза глядят. Да, бежать, потому что homo sum – humani nihil a me alienum puto[2].

– Великолепно, папа! – рассмеялась Ирочка невольно. – У тебя трагический талант, только недостает жестов – суешь вперед одной рукой, точно мужик, который щупает воз с сеном. А между прочим, ты напрасно волнуешься. Одну ночь можно и не поспать. Будем любоваться природой…

– Что же, я непрочь, – уныло согласился Паутов, зевая.

Они поднялись на верхнюю площадку ворот. Моря не было видно, оно точно подернулось флером. Не видно было и пропасти, начинавшейся прямо от Ворот. Небо продолжало оставаться чистым, хотя на лице получалось такое ощущение, точно на него садилась самая тонкая паутина – это поднимался туман. Паутов невольно съежился, хотя ночь была совершенно теплая, – таких ночей в средней России не бывает даже в самый разгар лета.

Ирочка присела на парапет и молча смотрела в закутанную туманом, сбегавшую к морю каменистыми кручами бездну. Паутов шагал по площадке и старался не смотреть на негостеприимный домик, где горели в окнах такие приглашающие огоньки. Где-то фыркали уставшие лошади, где-то сонно лаяла собака, где-то слышался грохот катившегося по шоссе экипажа, – напоенный влагой ночной воздух чутко и долго держал каждый малейший звук.

– Папа, ты сердишься на меня? – заговорила Ирочка, кутаясь в платок. – Это все я виновата, что затащила тебя сюда…

– Э, не все ли равно!

– Я, папа, больше не буду, – как-то по-детски проговорила Ирочка.

Паутов продолжал шагать и время от времени повторял себе под нос:

– Прекрасно… очень, хорошо!.. А как спать хочется!

– Папа, я все забываю тебя спросить: зачем мы тащимся в Крым?

– Странный вопрос: у нас в Крыму имение, а в имении живет моя жена и твоя мать.

– Последней причины я не могу признать… Я матери почти не знаю, а ты не видишь ее по целым годам. Вообще очень нежная семья… Вероятно, у тебя есть какое-нибудь дело? Да? Кстати, я от кого-то слышала, что Маторин уехал в Крым, а не за границу.

– И что же из этого?

– У тебя с ним вечно какие-то дела… Да, да, незадолго до отъезда из Павловска у нас был Лунд. Я его терпеть не могу, а к таким людям меня всегда так и тянет. Самое странное чувство… Я знаю, что этот Лунд страшный негодяй, и по его лицу сразу заметила, что он привез какое-то неприятное известие, а тебя, как на беду, не оказалось дома. Я его приняла, была любезна, как маркиза, и он, по глупости, принимал все за чистую монету. Вот он и рассказывал, что Маторин уехал в Крым, а я поняла, что неприятность, о которой он приехал тебе рассказать, связана именно с Маториным, может быть, даже с его поездкой в Крым. Видишь, какая у тебя умная дочь… Ее нужно ценить.

– А что же, совершенно верно, – ласково заговорил Паутов, останавливаясь. – Ты все угадала, моя хорошая. Да, судьба могла бы быть немного повежливее с отцом такой умной дочери.

– Значит, ты скоро разоришься?

– Гм… ну, до этого еще, положим, далеко, но…

– Все будет зависеть от Маторина?

– Сейчас еще ничего неизвестно…

Они замолчали. Ощущение садившейся на лицо паутины усилилось. Когда Ирочка взглянула вверх – небо было уже серое, точно небесная синева помутилась, а звезды сделались меньше и ушли в глубь небесного свода.

– А как бы хорошо было, если бы разразилась гроза, – заметила Ирочка, кутаясь в свой платок. – Мы ведь сейчас в облаке, папа? И вдруг бы молния…

Паутов боялся грозы и только пожал плечами.

Небо делалось все серее. Скоро они уже не могли видеть лица друг у друга. Ирочка опять заговорила.

– Папа, а какой жалкий этот Шмурло… Помнишь, когда он был совсем другим человеком? Была уверенность в себе, находчивость, остроумие, а теперь он походит на прибитую собаку. Мне его было даже жаль,

1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 177
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?