Новая критика. По России: музыкальные сцены и явления за пределами Москвы и Санкт-Петербурга - Денис Бояринов

что преодоление собственной локальности, о которой говорил Максим Евстропов, благополучно произошло. Vovne не просто навели мосты с другими сообществами и средами, они сами стали частью другой среды, переехав из Сибири в Санкт-Петербург. С другой стороны, это произошло в том числе за счет раскола действующего коллектива — творческую деятельность сообщества продолжает только часть его создателей. Это соображение подводит меня к еще одному из важных выводов: опыт и история Vovne показывает, что в средах с невысокой насыщенностью культурной жизни возрастает роль не столько сообщества, сколько индивидуума.

Транслокальность сообщества Vovne в сибирской части его истории была не столько его интересным свойством, сколько единственной возможной формой существования. Если в Томске и Новосибирске складывались условия для появления творческих сообществ, так или иначе занимающихся современной музыкой, то в Кемерово ситуация была иной, менее насыщенной. В анализе кемеровской музыкальной сцены середины 2000-х от Максима Горданова фигурировали скорее коллективы, нежели сцены или движения, и собственная история Vovne не столько преодолевает, сколько вписывается в эту тенденцию. Узловые точки этой истории — действия индивидуальных художников, преодолевающих культурную бедность собственной среды любыми доступными им способами. Александр Маркварт в Кемерово согласен на невысокий профессиональный статус разнорабочего ради возможности организовывать собственные мероприятия на университетской площадке. Олег Новиков в Юрге открывает «Арт-пропаганду» в собственной мастерской, которую он снимает у города на свои деньги, и проводит там бесплатные мероприятия, договариваясь со знакомыми художниками и музыкантами на участие на бесплатных началах. Замечу, в итоге эта индивидуальность в противовес институциональности стала для «Арт-пропаганды» проблемой — не имея юридического лица, Новиков потерял помещение из-за накопившейся задолженности, которую невозможно было никак реструктурировать административными методами.

Размышляя о влиянии деятельности Vovne на общую культурную ситуацию в Кемерово, Маркварт не склонен преувеличивать оставленный ими след. «Не сказать, что „Тезисы“ город прямо всколыхнули, — говорит он, пожимая плечами. — Многие понимали, что это в принципе прикольно, поддерживали нас, у меня получалось договариваться на дешевую рекламу везде, на телевидении, на баннерах каких-то. Мы не делали какой-нибудь гала-концерт, на котором выступает звезда, но все равно приходили люди, которым такое было интересно. Другое дело, что из других городов стали приезжать — потому что в Кемерово это происходило, а в Новосибирске — нет. Но чтобы тысячи человек пришли — такого не было. Да я и не знаю, надо это или нет». Опять же нельзя сказать, что деятельность Vovne сформировала в городе музыкальное сообщество, которое могло бы продолжать дело Маркварта после его отъезда из города. Как с горечью отмечает он сам, многие бывшие соратники, оставшиеся в Сибири, выступают не чаще раза в год, когда Александр навещает родственников в Кемерово и по старой памяти организует какое-нибудь выступление.

Возможно, должно было просто смениться поколение, чтобы вклад Vovne стал очевиден и был так или иначе подхвачен на местах. Весной 2021 года Маркварт организовал в родном городе двухдневный фестиваль «Тезисы Flashback» — его программа включала концерты, выставку, инсталляции, лекции, театральные постановки и многое другое, в том числе участие Антона Карманова и Егора Мирошника. Через два месяца в городе прошел фестиваль Re: voc, по схожей схеме объединивший музыкантов, художников, перформеров и других творческих деятелей. В музыкальной программе участвовал и Егор Мирошник с проектом Inorganic Blossoming, символизирующий преемственность поколений. Когда Маркварт описывал исходную в ситуацию в Кемерово, он говорил: «Процесса, в который мы могли бы влиться, не было. Я не чувствовал, что есть какая-то поколенческая тема, которую мы можем продолжить». В то же время в 2009 году, когда запустился сайт Vovne, самому Маркварту было 21, Максиму Евстропову — 30, а Глебу Успенскому — 39. Не найдя «поколенческой темы», в которую можно было встроиться, сообщество Vovne само ее предложило.

Большая часть заслуживающих внимания подходов Vovne была в той или иной степени продиктована недостаточной насыщенностью культурной среды, в которой приходилось работать. Ориентация сообщества на гибридные мероприятия, готовность искать любые ресурсы, от соратников и соучастников до площадок и финансовой поддержки, в смежных творческих областях — это важные, продуктивные подходы, которые могут принести свои результаты любому музыканту и коллективу. В то же время речь не только о широте взглядов, но и об ограниченности возможностей — грубо говоря, музыканты могут сотрудничать с художниками или театром просто потому, что никаких других активных культурных процессов в городе или регионе нет. В этом сложность применения системного подхода к анализу творческих процессов в Сибири — регулярно оказывается, что системе попросту не из чего выстроиться, что все держится на индивидуальных решениях отдельных людей, оказавшихся в данных обстоятельствах. В Юрге были художники и до Олега Новикова — но никому из них не пришло в голову собирать на базе своей мастерской транслокальные фестивали современного искусства. Театр «Встреча» существовал и до прихода Александра Маркварта, но в нем не было человека, готового заниматься направлением экспериментальной и импровизационной музыки.

Максим Евстропов вспоминает, что уже после переезда в Петербург участников Vovne пригласили поучаствовать в занятиях практического курса по экспериментальной музыке. «Была такая инициатива в ГЭЗ-21 [Галерее экспериментального звука], ее делали дружественные нам музыканты, Андрей Поповский, ребята с лейбла Intonema. И Саше [Маркварту] там предложили выступить на тему „Сибирский импров“. Мы не вполне понимали, что это может значить», — рассказывает Максим Евстропов и смеется. «Видимо, сибирский импров — это вы и есть», — предполагаю я. «Ну да, — соглашается Максим. — Там было так устроено, что была теоретическая часть и музыкальная часть. Мы не вполне понимали, как мы можем это все систематизировать, но все равно там выступили».

Так появляются, развиваются и исчезают локальные музыкальные явления в России — в изоляции, лишающей возможности осмысленно систематизировать собственные действия, с опорой на контекст не столько региональный или российский, для выстраивания связей с которым часто не хватает ресурсов, сколько мировой, освоенный через доступные записи. Но само творческое действие создания музыки, к счастью, этой невозможностью системного подхода никак не ограничивается. «Мы не знаем, как систематизировать то, что мы играем, но мы все равно это сыграем» — подход, возможно, не самый продуктивный для изучения его в рамках книги, подобной этой. Но в то же время без него этой книги не было бы вовсе.

Герман Скрыльников

Восхождение к безумию: эстетика разрушения и номадизм группы «Оргазм Нострадамуса»

Об авторе

Родился в 1994 году в городе Королев (Московская область). Статистик-исследователь, окончил магистратуру НИУ ВШЭ. Интересуется различными направлениями литературы, философии и музыки: от панк-рока до эмбиента и нойза. Публикует экспериментальные по форме и содержанию тексты в телеграм-канале «Выдуманная нелитература».

Музыка, о которой идет речь в статье: https://www.youtube.com/playlist?list=PL7f_ywlsJjeOgYMKuNVOPawxPN1T9EejN