Горькие ягодки - Мариэлла Вайз

– А чего вы молча вышли, как привидения? – заикающимся от пережитого голосом спрашиваю я Вовку.

– А чё, мы должны были песни петь? – не понимает своей вины Вовка.

– Всё хорошо, что хорошо кончается, – говорит дядя Миша, – меня мама твоя послала, беги, говорит, встреть, дочка одна домой в ночь пошла.

– А мама-то откуда узнала?

– Так ей звонила Надькина мать, что ли.

Вот тёть Паша… Я перевожу взгляд на Андрея. «Ладно, прости, братан, – говорит он Вовке, – не разобрался». Они с Вовкой жмут друг другу руки. Не понимаю, как здесь мог оказаться Андрей. Дядь Миша понятно. Но Андрей? Разве он не должен сейчас кувыркаться с красоткой Элеонорой, вдруг злобно думаю я.

Ведь это из-за него я так опозорилась и перед Вовкой с этими парнями, и перед дядь Мишей. И перед полицией, машина которой, взвизгнув шинами, остановилась перед нами. Всё-таки хорошие люди живут в нашем городе, кто-то позвонил. Полицейские неторопливо выходят из машины. «Опять ты, – говорит один из них Андрею, – да ты нам так план за месяц сделаешь».

Проход между гаражами теперь ярко освещён фарами полицейской машины и уже не кажется чем-то жутким. В окнах соседних домов попеременно загорается свет. Ну всё, теперь разговоров будет на неделю. Мы стоим ярко освещённые, как на сцене. Меня точно узнает кто-нибудь из тех, кто наблюдает сейчас за развитием событий нашего небольшого ночного спектакля.

Представляю себе, что будут говорить. Что мать-одиночка, бросив своего ребёнка, шляется по ночам в поисках приключений. Вот что будут говорить.

Я вдруг чувствую, как в моей душе волной поднимается ненависть к Андрею. Ненависть иррациональная и несправедливая. Андрей ничем не заслужил её. Но я всё равно ненавижу его. За свою несчастную любовь. За его проклятую красоту, что действует на меня столь убийственно.

За то, что именно из-за него я пошла вот этой дорогой и в итоге опозорилась на весь город. Даже за то, что Надюшка сразу увидела мою безнадёжную любовь к нему. Но всеобъемлющей и переливающейся через край эта ненависть становится, когда я вдруг слышу стук каблучков и к Андрею откуда ни возьмись подбегает Элеонора.

Она прислоняется к нему, как тонкая берёзка к могучему клёну и лепечет нежным голосом: «Ну я же говорила, что с ней всё хорошо». С ней. Она говорит в моём присутствии обо мне в третьем лице. Я хватаю за руку дядю Мишу. Мне необходимо держаться хоть за что-то, чтобы занять руки и не наброситься на неё на потеху зрителям.

От ярости я даже не могу говорить, просто тяну дядю Мишу в сторону дома. Дик прыгает вокруг меня и старательно лижет меня в нос. «Фас, – шепчу я ему тихонько, – фас…»

Марианна

Дома, пока дядя Миша рассказывает маме о нашем маленьком приключении, я вынимаю линзы из глаз и швыряю их в мусорное ведро. Все остальные линзы летят туда же. Потом долго умываюсь ледяной водой. Долго смотрюсь в зеркало.

Потом становлюсь под душ и стараюсь смыть с волос медовый оттенок. Намыливаю их шампунем раз пять, не меньше. С силой тру своё тело, словно хочу смыть с себя всю дурь, что едва не привела к трагедии. Хорошо, что это оказался безобидный Вовка со своими друганами. А если бы нет? Вода горячая, чуть ли не обжигает, но меня колотит в ознобе.

Когда я наконец выхожу из душа, дяди Миши давно нет. Мама тоже уже спит. А, может, не спит, просто не хочет со мной разговаривать. Я её вполне понимаю. Сейчас я и сама не в состоянии осознать, как я могла пренебречь собственной безопасностью в угоду непонятно чему.

И да, я по-прежнему ненавижу Андрея и всех его Элеонор вместе взятых. Бедненький мальчик. Надо же, невеста его кинула. Ах-ах, какая трагедия. Сердце у нас теперь, видите ли, каменное. Пусть идёт со своим сердцем куда хочет, только не ко мне.

Пусть страдает по своей Элечке и бесконечно ищет ей подобных в каждой встречной девице. Пусть. Меня это больше не волнует. Я подхожу к дочке. Алёнка мирно спит в своей кроватке. Алёнка это единственное, что реально в моей жизни. Я смотрю на неё долго-долго. Это только моя дочка. И похожа она на саму себя…

Марианна

Утром я собираюсь на работу. Надеваю свои удобные очки. Они в роговой оправе, не очень-то красивые, а если сказать прямо, так просто уродские. Но зато мне в них удобно, и глаза не болят и не слезятся, как при долгом ношении линз.

Потом я собираю волосы в простой удобный хвост. Надеваю удобные джинсы и свитер. В конце концов, я иду не в театр и не на концерт, а всего лишь на работу, причём, не очень-то и любимую, признаться.

– Может быть, если всё будет нормально, отдадим Алёнку в садик в два годика, – говорит, стоя в дверях моей комнаты, мама, – тогда я вернусь в школу, а ты в институт. А вечером с электрички тебя будет встречать дядя Миша. Он сам предложил, – задумчиво улыбается мама.

– Дядя Миша классный, – отвечаю я, – посмотрим, мам. До Алёнкиных двух годиков нам с тобой ещё дожить надо…

Но да. Это было бы здорово. Ну и что из того, что на дорогу мне придётся тратить чуть ли не по пять часов в день… В электричке можно прекрасно выспаться. Да и уроки поделать, тоже вариант. Я вдруг понимаю, как же я соскучилась по универу, девчонкам, даже по общаге. Мне всего-то двадцать лет, а я записала себя… даже не знаю, в кого. В неполноценную какую-то.

Это не так. Я смогла родить прекрасного здорового ребёнка. Этим можно только гордиться. А ещё я смогла вырастить свою Алёнку аж до целых почти что восьми месяцев. Да, с помощью мамы. Но всё равно это дорогого стоит. Пережить бессонные ночи, бесконечные сцеживания, потому что мне приходилось ходить на работу; волнения по поводу и без.

Я могу по праву гордиться собой. И своей мамой. Я с полным правом действительно смогу продолжить учёбу. Да, нам придётся немного ужаться. Но моя мама гуру экономии, да и я тоже. И потом, у нас есть наши шесть соточек. К тому же на одёжку для Алёнки тоже тратиться особенно не приходится. Мне дарит Дашка одёжки своего Владьки.

Владька постарше и покрупнее, так что из нашего размерчика он вполне успевает благополучно вырастать. У Дашкиного Владьки море всяких одёжек. У Дашки ведь есть сумасшедшая в хорошем смысле этого слова свекровь, которая беспрестанно закидывает своего обожаемого внучка всем, чем можно и чем нельзя.

Одёжек у Владьки хватит на пятерых. Так что нам всё достаётся практически новое. Правда, в основном в синенькой гамме, но Алёнке идёт. И потом, она ещё далеко не в том возрасте, когда обращают внимание на одежду.

Дашка вообще мне здорово помогла. Подарила очень удобную коляску для Алёнки с суперплавным ходом, с кучей всяких наворотов, с множеством карманчиков и большой сумкой для мелочей. У её Владьки такая же, только синяя. Жалко только, что мы не можем гулять вместе, слишком далеко мы с Дашкой друг от друга.

Ещё Дашка подарила кучу всего розового для Алёнки. Одеяльце, комбинезончик, кофточки и даже пару платьиц на вырост. От кого-то другого я бы, может, и не взяла бы столько всего, но Дашка мне как сестричка, мы с ней много чего пережили в своё время.