Спящий мореплаватель - Абилио Эстевес

«Пеструшка» — так называют на Кубе таких, как она. Интересно, знает ли незнакомец, что означает слово «мулатка», mulatto, что означает неприятное слово «пеструшка»? Слово, которым называют еще коров и кур в крапинку? Как, интересно, будет «пеструшка» по-английски? Может быть, doubtful[89], mottled[90], waverer[91]?

Кстати, а вдруг он считает ее нарушительницей закона? Не стоит забывать, что с этого лучезарного и сколько угодно прекрасного утра, в которое поезд Флоридской прибрежной железной дороги отправляется из Ки-Уэст в Майами, должно пройти еще двадцать лет до памятного акта неповиновения Розы Паркс[92].

Висента де Пауль украдкой бросает взгляд на свои руки и в очередной раз убеждается, что ее кожа белая, как у любого белого. Она думает: «Нос у меня широкий, губы — толстые, но волосы светлые, а кожа чистая, и лицо в веснушках». И чувствует себя более уверенно. Одновременно она, естественно, чувствует себя неуверенно. В общем, как раз waverer. Настолько уверенно, что ей кажется, что она улыбается, и настолько неуверенно, что она думает, что закрывает глаза. В ней достаточно смелости, чтобы заставить себя открыть их, широко открыть глаза и заставить лицо принять выражение «какой чудесный пейзаж!» Она уверена, что смотрит в окно поезда на небо, испещренное чайками.

Поезд оставляет позади самую южную точку США, Ки-Уэст, и едет по морю, по эстакадам, построенным над морем. Море переливается голубыми тонами, от темной берлинской лазури до сине-зеленого, почти изумрудного. Висенте де Пауль представляется, будто что-то одно из них, море или небо, — это зеркало другого.

Она любуется (или притворяется, что любуется) морем через окно поезда. Мужчина смотрит на нее. Он не сводит с нее глаз. Она уверена в этом, ей не нужно поворачиваться, чтобы убедиться в том, что мужчина на нее смотрит. То, что она любуется небом и морем, не означает, что она не знает, что делает мужчина. Отнюдь. Она знает, например, что он положил панаму на соседнее кресло, попытался устроиться поудобней (он такой высокий, что это удается ему с трудом), закинул ногу на ногу, как человек, уверенный в том, что он делает, положил руки на подлокотники и соединил руки, переплетя пальцы, как будто для молитвы. И не мигая смотрит на нее, Висенту де Пауль.

Она, как и положено в таких ситуациях, продолжает смотреть на море. Она делает вид, что восхищается голубым небом и голубым же морем, так похожими друг на друга. Она восхищается, или делает вид, этим прозрачным, солнечным, иными словами, счастливым днем.

И вдруг она вздрагивает. Как будто взгляд незнакомца напомнил ей о чем-то ужасном. А вдруг он догадался, например, что она дочь американца, белого мужчины из Висконсина, ирландца по происхождению, и кубинской негритянки, негритянки с кофейной плантации Альто-Сонго, ведущей свой род от рабов, насильно отлученных от родного племени Калабара? Может быть, именно это привлекает его внимание? Или что-нибудь похуже? Она пытается занять голову мыслями о чем угодно, о любой ерунде, чтобы забыть о мужчине. Она вспоминает стихотворение Аурелии Кастильо де Гонсалес и повторяет про себя:

Этой земли святая вода,

В которой качалась моя колыбель,

Чистейшая с неба капель,

Благословенна она.

Она повторяет это снова и снова с благоговением или со страхом, с тем же благоговением, с тем же страхом, с каким она произносит французские молитвы, которым научила ее мать. Потом она вспоминает путь из Гаваны в Ки-Уэст днем раньше.

Шесть часов на пароме «City of Havana». К счастью, день был хорошим, море спокойным, и ее почти не укачало. Но ее укачали и утомили попутчики, грубые типы, которые провели все Шесть часов за игрой в домино и которые плыли в Майами, чтобы закупить оптом ткани и домашнюю утварь, а потом перепродать в дешевых магазинах на улицах Обиспо и Муралья Перегонщики автомобилей, высшая каста среди разных каст продавцов, играли не в домино, а в бриск (некоторые даже в покер) и покупали «форды», «шевроле», «крайслеры», чтобы перепродать их в Гаване. Был только один волшебный момент. Момент, который пережили только она и несколько детей. Когда на горизонте, как мираж, показалась гряда островов, группа дельфинов, блестевших так, будто они светились изнутри, словно приветствуя их, окружила паром и сопровождала их некоторое время. Никто, кроме нее и этих рыжих, одетых в черное детей, не заметил приветствия дельфинов. Все остальные играли в домино и в бриск. Они как истинные кубинцы пили пиво и виски и орали во все горло. Они похвалялись своими подвигами, настоящими или лживыми, и скорее всего все их рассказы были лживы, в общем, они были настоящими кубинцами.

Сейчас, в поезде, Висента де Пауль чувствует, что устала. Она вспоминает, какое счастье испытала, ступив на твердую землю. Она впервые приехала из Гаваны в Ки-Уэст. Впервые ступила на землю Ки-Уэст и, естественно, всей этой огромной страны. И она испытала ощущение человека, покинувшего тонущий плот. Ощущение счастья оттого, что прыгаешь на спасительный берег и уходишь от проклятия.

В вечер прибытия, когда она, идя по пристани, вдруг осознала всю необъятность лежащей перед ней земли — все штаты восточного побережья (если упоминать только штаты восточного побережья), необъятные Флорида, Джорджия, обе Каролины, Виргиния, Мэриленд и дальше тоже земля, до самого Лабрадорского моря, — у нее голова пошла кругом, ее охватило смятение, которое до сих пор еще не рассеялось. Прошлым вечером, оказавшись в Ки-Уэст, в тихой и чистенькой гостинице на Фрэнсис-стрит, она испытала еще большую радость оттого, что теперь она далеко от бесцеремонных кубинцев, что начиная с этого момента ее будут окружать американцы, приличные люди, которые приезжают в Ки-Уэст, Майами или Тампу не за дешевыми побрякушками на продажу. Люди, которые не собираются ничего покупать. Она встретит людей из Нью-Йорка, Чикаго, Миннесоты, приехавших к морю и солнцу, в которых им было отказано в их северных краях.

Она отводит взгляд от окна. Теперь она смотрит в проход между сиденьями. Дама в первом ряду сняла свою фиолетовую шляпку с сиреневыми цветочками и расправляет те, что помялись в дороге. Юноша в круглых очках все читает свою толстенную книгу. Как всякий нормальный человек, миссионер, всхрапывая, спит с открытым ртом. Висента де Пауль оглядывает пустые Ряды сидений. Затем пытается поднять глаза к потолку, заставляет их поморгать. И наконец, позволяет им сделать то, чего, как ей казалось, она стремилась избежать любым путем. Итак, ее темные и испуганные глаза встречаются с темными, настойчивыми, одновременно хитрыми и простодушными, совсем не испуганными глазами сидящего напротив мужчины.