Бессменная вахта - Эрнст Омурзакович Басаров

отца. Он выскочил из-за шторы, открыл дверь в комнату и увидел его потное красное лицо и волосатую грудь.

— Ты осквернил девушку! — воскликнул Тагир. — К тому же родственницу!

Отец рассмеялся, но сразу же замолк, скользнув взглядом по сжатым кулакам сына.

— Ты хочешь обладать ею? Так пожалуйста, ты взрослый мужчина. Кто тебе помешает?

Тагир не верил своим ушам. И это говорит отец о его любимой девушке.

Он кинулся на отца, но его удержали мощные руки Умбета, отцовского раба и преданного слуги.

— Поучи его, Умбет, да так, чтобы всю жизнь помнил и чтил меня, — приказал отец.

Камча засвистела в воздухе.

Воспоминание об этом событии недавнего прошлого промелькнуло в голове, когда отец сказал, отпирая дверь:

— Заходи, здесь нас никто не услышит.

Сын вошел в комнату, осмотрелся: груда одеял и подушек, ковры, пушистые шкуры, медный кумган. Через оконце едва пробивались лучики света.

«Здесь он терзал Гульсару»…

Гнев и презрение ослепили юношу. От отца не ускользнуло возбужденное состояние джигита. «Проучить бы еще раз строптивца, но не до того сейчас. Отпугнуть можно от дела», — подумал Анвар.

— Говори! — приказал отец.

— Видели знакомые ребята Доронина в депо трезвым, а к нам в лавку он заходить перестал. Даже за деньгами не приходит.

— Вот как! — воскликнул изумленный Анвар. — Протрезвел, значит. Интересно, он знает, откуда мы берем мясо?

— Когда Тапиев привозил несколько туш, он видел.

— Доронин о чем-нибудь спрашивал людей? — допытывался Анвар.

— Не знаю, кажется, нет. Со мной не разговаривал об этом.

— Кажется, — передразнил отец, — а я тебя считал толковым, хитрым. Понаблюдай за Алешкой. Если придет в лавку, будь с ним ласков. Понял? Денег побольше давай, пусть пьет, сколько хочет. Немедленно отправляйся в лавку и жди его.

«Доронина видели в депо, ну и что тут такого?» — успокаивал себя Анвар, но холодок тревоги не улетучивался.

— Какая тяжесть свалилась на тебя, мой друг? — спросил один из гостей, бородатый мулла, заметивший проницательным взглядом тревогу на его лице.

— Дети наши не то, что мы, многоуважаемый Торгай-ага, нет того почтения к родителям, — уклончиво ответил Анвар, явно польщенный вниманием хитрого муллы, — вот и мой Тагир, шалопай, причинил мне боль, но горечь его дерзких слов бессильна отравить мое доброе настроение. Непочтительный будет наказан, но наша отцовская участь — страдать из-за беспутных сыновей.

Он никак не мог решить, рассказать ли своим сообщникам о подозрениях, терзающих его, или пока молчать. «Нет, надо хорошенько проверить Алешку, а то подниму панику и, чего доброго, придется отвечать перед сообщниками за провал…»

Недоверие к сыну, заметившему его с Гульсарой и готового в любую минуту отомстить, тоже волновало его, порой донимали бешенство и злоба. И как не догадался намертво зажать глотку этой проклятой девчонке?

Задание

Широкоплечий, сухощавый начальник уголовного розыска, затянутый ремнем с портупеей, сидел за большим столом, покрытым красным сукном.

В комнате, наполненной густым табачным дымом, находились еще четверо сотрудников, один из них — Костя Камиров — вдохновенно продекламировал:

— Тиха украинская ночь. Прозрачно небо. Звезды блещут… Помните, чьи это стихи?

Он сам тайком сочинял стихи, но читать свои строки стеснялся. Зато любимых поэтов цитировал наизусть при каждом удобном случае.

— За кого ты нас принимаешь? Да хочешь, я тебе всю поэму припомню? — на удивление всем сказал самый неразговорчивый, замкнутый Ахмет Потапов. И начал читать. Оперативники, притихнув, слушали прекрасные слова.

…Мать и отец его были казахи, отец вступил в партию и в гражданскую войну воевал в коммунистическом отряде, созданном в основном из дехкан. Он храбро сражался против колчаковцев, стал командиром отряда. Когда же красным пришлось оставить село, где жили его жена и сын, белые схватили их, пытали, но куда скрылся отряд, они так и не допытались. Мать повесили в центре села, а сыну удалось бежать. Ночью он нашел своих, отец и несколько бойцов поскакали в село. Завязался бой. В жаркой схватке отец погиб. Его похоронили в одной могиле с женой, а Ахмета взял на воспитание командир полка Красной Армии друг отца Потапов. С Потаповым подросток прошел по фронтовым дорогам до окончания гражданской войны. Вместе они приехали в Актюбинск, где жили жена, отец и мать Потапова. Ахмет стал для них своим. Сыном и внуком.

Однажды Потапов сказал: «Давай, Ахмет, договоримся, если не возражаешь, имя у тебя будет то, которое дали тебе отец и мать, а фамилию носи мою, русскую. Ведь ты для меня — как родной».

Смышленый мальчик хорошо знал русский язык, много читал, но держался замкнуто.

— А это чье стихотворение? «Выткался на озере алый свет зари, на бору со звонами плачут глухари. Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло. Только мне не плачется — на душе светло».

Вместо ответа одессит Костя Камиров, общий любимец, балагур и весельчак, полная противоположность Ахмету, что не мешало им дружить и вместе коротать свободное время за шахматами, воскликнул:

— Простецкие, нашенские слова. «Ты жива еще, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет…» Как жаль, что уже нет Есенина. Рано он ушел из жизни.

В разговор вступили другие, заспорили.

— У него кулацкие стихи, и не нам ими увлекаться! — говорили одни.

— В его стихах голос России крестьянской, — возразил Ахмет. — Но есть еще Россия пролетарская! Он не понял ее.

— Он — певец народа, и это главное! — кипятился Костя. — Он талантливый поэт.

— Не уголовный розыск у нас, а прямо-таки литературный кружок, — сказал Шманов, вставая из-за стола. В этот момент дверь отворилась, в кабинет ввалился невысокий мужичок-крепыш. Заросший, усы нависли над подбородком. Видавшая виды выгоревшая кепчонка сползла на лоб. Косоворотка, подпоясанная сыромятным ремнем. Залатанные брюки заправлены в истоптанные рыжие сапоги. Через руку переброшена выцветшая, истрепанная и замызганная шинелишка. За спиной тощий сидор. Из него горбом выпирает котелок.

В ту пору такие вот оборванцы нередко странствовали по дорогам, забредали в города и села в поисках заработка и пищи. Среди них встречались и отменные мастера. Наголодавшись, люди за мизерную плату брались за любой труд, лишь бы иметь кусок хлеба.

— Кто звал этого гражданина? — будто удивляясь, спросил Костя, вытаращив глаза на товарищей. Все расхохотались. Незнакомец неловким движением сбил кепку на затылок, она еле держалась на голове, будто вцепившись в нечесаную шевелюру.

— Вырядился, ничего не скажешь, — улыбаясь, рассматривал Шманов мужичка.

Это был Яров. Его-то и ждали.

— Садитесь, товарищи. Операцию начинаем. Предлагается такой план. — Шманов пододвинул к себе бумагу.

Вернувшись с гражданской войны, Шманов закончил в Москве краткосрочные чекистские курсы, созданные Феликсом Эдмундовичем Дзержинским. Служил в ЧК, в угрозыске, теперь уже второй год в Актюбинске возглавлял уголовный розыск.