The One. Единственный - Джон Маррс

– Извини, она не слишком допекла тебя? – дерзко спросила Элли, когда мать привела их на кухню.

– Вовсе нет, – Тим улыбнулся. – Я узнал все сплетни о том, кем ты была в детстве, – и судя по тому, что я услышал, форменной зубрилкой. И никакого намека на грудь, пока тебе не исполнилось семнадцать?

– Мама!

– Не пытайся отрицать это, Элли, – строго сказала та и повернулась к Тиму: – Плоская, как гладильная доска, пока не научилась водить машину. И даже в детстве вечно сидела уткнув нос в книжку. А потом она открыла для себя естественные науки. Однажды даже подожгла шторы в своей спальне с помощью пробирки с магнием, которую стащила из школы.

Элли покачала головой и почувствовала, что краснеет, чем удивила Тима.

– Я на минутку воспользуюсь вашей ванной, после чего вы можете рассказать мне больше, – сказал тот и, подмигнув Элли, вышел из комнаты.

– Итак? – с надеждой спросила Пэм.

– Итак что? – дерзко вторила Элли.

– Неужели женщина, которая устроила личную жизнь всех остальных, устроила и свою?

– Может быть, – Элли уклончиво улыбнулась.

– Если мое мнение что-то значит, он просто душка! – вмешалась Мэгги, которая только что вернулась, выкурив сигарету в саду. – Он ни капельки не оробел, увидев нас, он простой и веселый и не запуган тобой. Так что я обеими руками за.

– Ты любишь его? – спросила Пэм. – Если он твоя ДНК-пара, значит, ты его любишь. Ведь так и задумано, я права?

– Да, – Элли снова улыбнулась. – Я люблю его.

– Чертовски приятно это слышать, – раздался сзади голос Тима. – Потому что у меня тоже едет крыша от любви к тебе.

Мэнди смотрела на трехмерное, цвета сепии изображение ребенка в своем чреве. Диагност передал ей две распечатки, одну для нее самой и одну для бабушки ребенка, которая вместе с Мэнди пришла на УЗИ на двенадцатой неделе ее беременности.

– Похоже на крошечную фасольку с лицом инопланетянина, – пошутила Мэнди, показывая снимки дома у Пэт.

– Это не инопланетянин, а мой внук, – обиженно возразила та.

– Она просто пошутила, – сказала Хлоя. – Вы только посмотрите, какая прелесть! Кстати, ты спросила, мальчик это или девочка?

– Нет, я готова подождать.

– Это мальчик, – вставила свое веское слово Пэт. – Я нутром чувствую, что у Ричарда будет сын.

Шесть месяцев назад, к огромному восторгу Пэт и Хлои, Мэнди приняла предложение. Она не стала расспрашивать о законности методов, благодаря которым Пэт получила в свое распоряжение ДНК Ричарда, однако наняла адвоката, чтобы тот помог ей разобраться с бумагами, когда она ставила свою подпись под различными формами, полными юридических терминов и жаргона, которых Мэнди не понимала. От волнения и трепета при мысли о будущем материнстве ей и в голову не пришло усомниться в их законности.

Пэт оплатила комплексный медосмотр Мэнди в частной клинике по лечению бесплодия на Харли-стрит[37], где проводились бесконечные анализы: на гормональный профиль, крови, на ЗППП[38], УЗИ, а также процедуры, названия которых она едва могла произнести, такие как гистеросальпинограмма и гистероскопия[39].

Спустя две недели, когда у Мэнди была овуляция, доктор поместил ей в шейку матки каплю спермы Ричарда и отправил ее домой: пусть природа сама сделает свое дело. Когда через три недели у нее наступили месячные, она разрыдалась от горя. Принять решение родить ребенка Ричарда и не забеременеть – одна только эта мысль убивала. Мэнди проклинала себя за то, что позволила надежде взять над собой верх.

В следующем месяце она вернулась в клинику для второй попытки. И еще до того, как, пописав дома на полоску теста на беременность, увидела, как на той проявился голубой крест, она уже знала, что беременна. Симптомы совпадали с симптомами ее первых двух беременностей: с самого первого утра ее мутило, а затем наступали позывы рвоты. Сжимая полоску теста, Мэнди сидела на холодном кафеле ванной, думала о своих выкидышах с Шоном и молила Бога, чтобы история не повторилась. Пусть в третий раз ей повезет.

Если честно, Мэнди не знала точно, что она должна чувствовать. По идее, ей полагалось пребывать в восторге и приятном волнении, но единственной эмоцией, пульсировавшей в ее жилах, был страх. Как ни старалась подавить слезы, первые минуты она плакала навзрыд. Первой, кому Мэнди сообщила благую весть, была Хлоя, с которой они сблизились, словно сестры. Ей хотелось, чтобы, когда она скажет об этом Пэт, Хлоя была с ней рядом.

– Раз уж я скоро стану бабушкой, можешь называть меня мамой, если хочешь, – предложила сквозь слезы Пэт. Мэнди вежливо улыбнулась, хотя само это предложение вызвало у нее неловкость. Они с Пэт были близки, но не до такой степени, чтобы называть ее мамой.

Теперь, когда она была избавлена от ненавистной работы в офисе, Мэнди проводила больше времени в обществе Пэт и Хлои. Пэт все еще находилась в отпуске от работы в бухгалтерии супермаркета, а поскольку Хлоя жила всего в нескольких улицах от матери, три женщины нередко проводили дни и вечера вместе.

Мэнди частенько оставалась на ночь в доме Пэт – правда, ее больше не отправляли в гостевую комнату, а предложили занять спальню Ричарда. В его постели, в окружении его запахов и его незримого присутствия, ей крепко спалось всю ночь. Здесь все ее мечты о Ричарде были первозданно чисты, не запятнаны реальностью ее ситуации.

По прошествии первого триместра Мэнди решилась-таки рассказать подругам, что ждет ребенка. Но она понятия не имела, как сообщит эту новость семье. Это по ее вине между ними возникла отчужденность, и Мэнди не знала, как залатать эту трещину. Но в один прекрасный день ее застал врасплох дверной звонок, и она увидела перед собой лица Полы и Карен.

– Что происходит? – начала Пола, даже не войдя в дверь. – Ты не отвечаешь на наши звонки, сообщения приходят от тебя раз в сто лет, и ты вот уже несколько недель ни разу не проведала своих племянниц и племянника.

– Этот твой Ричард измывается над тобой? – напрямую спросила Карен. – Скажи нам честно, и мы тебе поможем. Тебе не обязательно оставаться с ним только потому, что он – твоя ДНК-пара.

– Нет, нет, извините, я знаю, что я плохая сестра и тетя, просто это были… особенные несколько месяцев.

Мэнди провела их в гостиную. С озадаченными лицами, две сестры сидели рядом на диване, глядя на третью, которая нервно расхаживала перед ними по ковру.

– Что значит «особенные»? – спросила Карен. – В чем дело? Мама переживает за тебя. Мы все переживаем.