Иллюзия себя: Что говорит нейронаука о нашем самовосприятии - Грегори Бернс

стержневых ценностей, вы, скорее всего, полагаете, что будете твердо стоять на своем и выскажетесь в соответствии со своими убеждениями. Уверены? Может быть, вы немного подстрахуетесь и скажете, что верите в Бога, но все же не готовы ничего утверждать наверняка. А если вы атеист, может быть, вы, страхуясь, назовете себя агностиком. Именно такую ситуацию мы и намеревались смоделировать в нашем очередном эксперименте.

Мы использовали тот же набор вопросов, что и в исследовании, связанном со священными ценностями, но с небольшим дополнением{108}. Как и в тот раз, испытуемому в томографе предъявлялся ряд утверждений. На первом этапе человек просто читал их, затем наступал второй этап – выбора. А на третьем, дополнительном, этапе мы показывали испытуемому его ответы, а рядом вертикальную шкалу, на которой отмечалось, сколько еще участников разделяют с ним ту или иную ценность. Затем задавался вопрос: существует ли на свете такая денежная сумма, ради которой испытуемый изменил бы свою позицию (ответ предполагался в формате «да/нет»)? После этого он покидал томограф и, как в предшествующем эксперименте, делал ставки на аукционе.

В этом исследовании приняли участие 72 человека – это, по любым стандартам, довольно много для эксперимента с использованием нейровизуализации. Сперва мы подсчитали воздействие шкалы популярности. Для этого мы выясняли, существует ли корреляция между высотой столбика шкалы и ставками, которые делали участники на аукционе (при этом мы учитывали среднюю величину ставки). Таким образом мы измерили чувствительность каждого испытуемого к информации на шкале популярности. Этот параметр мы назвали показателем конформности.

Нейровизуализация вновь выявила реакцию на священные ценности все в той же области левой лобной доли. Но интересно, что степень активации находилась в обратной зависимости от показателя конформности. То есть для участников с низким показателем конформности (означавшим, что на их ставку общественное мнение не влияет) была характерна самая высокая активность в этой области фронтальной коры. У обладателей высоких показателей конформности активность обозначенной области была, напротив, самой низкой. Эти результаты позволяют предположить, что активность левой лобной доли можно расценивать как маркер деонтологической стойкости – нежелания отказываться от своих ценностей под воздействием противоположного мнения. Назовем это нравственным стержнем.

Когда наши с Атраном эксперименты на тему священных ценностей завершились, я был уверен, что основной принцип разделения механизмов принятия решений в мозге мы выяснили. Утилитарными подсчетами ведают системы вознаграждения, священные ценности – прерогатива систем обработки правил. И я по-прежнему полагаю, что по большому счету все так и есть.

Но со временем я стал осознавать, что священные ценности все же намного сложнее, чем обычные правила. Они охватывают целые идеологии, будь то сфера политики или религии. Священные ценности относятся к самым туго сплетенным нарративам в нашем мозге. Возьмем, например, раскол по отношению к абортам. Сказать «Я за аборты» или «Я против» ничего не стоит. Но в действительности для большинства людей это отношение представляет собой целый спектр нюансов и обстоятельств, при которых люди сочтут аборт приемлемым или недопустимым. Разумеется, такой подход требует времени и вдумчивого размышления, которое будет включать взвешивание последствий для матери и ребенка, учет религиозной принадлежности субъектов и местных социальных норм. Называя себя сторонником или противником данной меры, мы значительно упрощаем картину.

Священные ценности глубже и объемнее, чем кажется. За ними стоят нарративы, складывавшиеся тысячелетиями. Кроме того, их предназначение – обуздывать возникающие у нас временами эгоистичные порывы, чтобы мы могли относительно гармонично сосуществовать друг с другом в обществе. И наконец, как бы контринтуитивно это ни выглядело на фоне нынешних политических расколов, они напоминают нам о том, сколько между нами всеми сходства.

Из этого следует, что эволюция приспособила нас к совместному существованию с другими людьми, а это, в свою очередь, означает, что назвать по-настоящему своими мы можем очень немногие мысли. Безусловно, трудиться сообща обычно лучше, чем барахтаться в одиночку. Проблема, как правило, в том, чтобы соразмерять личные интересы с благом для общества. Способность поставить себя на место другого человека и воспринимать чужое мнение как собственное мы получили в ходе эволюции, чтобы работать сообща.

Читая обо всем этом заложенном в нашей внутренней прошивке постоянном влиянии, вы, наверное, уже задаетесь вопросом: что же в таком случае считать нашим подлинным «я» (и сохраняется ли такое «я» в принципе)? И вместе с тем, надеюсь, вы приходите к пониманию, что такой вопрос в своей фокусировке на личном упускает основное. Единственный способ как-то подобраться к ответу – расширить определение «я». Каждый из нас – нечто большее, чем содержимое физической оболочки. И я не имею в виду нечто эфемерное вроде души. Я имею в виду, что сама концепция нашего «я» потеряет смысл, если мы не включим в нее весь опыт взаимодействия с другими людьми и миром как таковым. В этой модели «я» наша физическая суть помещается в центре целой сети разнообразных связей, распространяющихся вширь, словно корни дерева, и касающихся всего, что нас окружает.

Таким образом, добродетельный человек – это нечто большее, чем его собственный эгоцентрический нарратив. Даже если его канон – «Путешествие героя». Вернувшись домой, герой обогащает общество добытыми в приключениях знаниями и навыками. Такой человек признает необходимость компромисса и взаимообмена между собственным нарративом и нормами общества. Конечно, всегда останутся люди, которым на чужое мнение плевать. Иногда это во благо – если бунтарь-первопроходец изобретает новые технологии, – но в остальных случаях такое поведение отдает асоциальностью и социопатией. В следующей главе мы присмотримся пристальнее к мозгу подобного человека – нарушающего самую основополагающую из священных ценностей.

Глава 12

Банальность мозга

Как мы уже выяснили, значительная доля происходящего в нашей голове запрограммирована культурой и впаяна в мозг в качестве личных нравственных ориентиров. Строго говоря, наши мысли не совсем наши, поскольку мы делим их со всеми остальными.

Точнее, почти со всеми. В любом обществе встречаются исключения, которым культурные и нравственные нормы побоку, – нелюдимые индивидуалисты, правонарушители, социопаты. Когда мы со Скоттом Атраном начинали мозговой штурм на тему священных ценностей, заглянуть с помощью технологий нейровизуализации в сознание террориста не представлялось возможным по причинам логистическим и юридическим. Опыт Атрана показывал, что большинство террористов психологически нормальные люди с доведенными до крайности убеждениями, а значит, уверял Атран, мозг террориста ничем не будет отличаться от любого другого. Однако задолго до знакомства с Атраном мне представился случай проверить эту гипотезу. Любые обнаруженные отличия могли бы что-то подсказать тем, кто хочет вырваться (без ущерба для других, конечно) за рамки, в которые загоняет нас общество.

За те два с лишним десятилетия, что я изучаю человеческий мозг, в наших аппаратах МРТ перебывало, наверное, больше