Иллюзия себя: Что говорит нейронаука о нашем самовосприятии - Грегори Бернс

Теперь представим, что мы предъявим прямо противоположное утверждение: «Иисус не был сыном Господа». Истово верующий христианин может счесть это оскорбительным, и такая реакция проявится в нейрональной активности, связанной с отторжением. У агностика же реакция и на первое, и на второе утверждения, скорее всего, будет слабо выраженной. Если ценность не священна, она ничем не отзовется и ничем не оскорбит.

На этом подходе и строился наш план. Предполагалось, что мы будем просто предъявлять участникам утверждения, сформулированные во втором лице. Какие-то из этих утверждений будут цепко сопряжены со священными ценностями – по крайней мере с теми, которые мы полагали священными, – а в каких-то не будет ни капли отсылки к сакральному. Несвященные ценности по-научному называются предпочтениями, к ним относятся все наши «кто/что вам больше нравится» – кошки или собаки, кофе или чай, Coca Cola или Pepsy, Microsoft или Apple. Предпочтения, предполагали мы, на активности мозга почти не скажутся. Фразы, связанные с предпочтениями, спровоцируют разве что оживление в системе вознаграждения, поскольку человек будет взвешивать выгоды и возможные издержки.

Если для утилитаристских решений взвешивание выгод и издержек ключевая составляющая, то для решений деонтологических (основанных на вере) такое соизмерение неприемлемо. Мы надеялись, что, когда респондент будет рассматривать предъявленную ему фразу, увидим разницу между этими двумя типами решений, наблюдая деятельность системы вознаграждения и систем, отвечающих за обработку правил.

Мне этот план казался замечательным, но Моника Капра, преподаватель экономического факультета, с которой мы сотрудничали уже давно (в том числе, как вы помните, при разработке эксперимента, посвященного влиянию экспертного мнения, о котором я рассказывал в десятой главе), моих восторгов не разделяла. Ее не устраивало отсутствие мерила. Мы действительно считаем, что о степени сакральности тех или иных ценностей для человека можно судить по одной только активности мозга? Замечание Моники заставило меня задуматься. Нам нужен был какой-то независимый критерий для оценки того, насколько действительно священны те или иные ценности для человека.

До этого Моника рассказывала мне о таком экономическом понятии, как совместимость стимулов. В двух словах, оно предполагает, что, прежде чем выяснять предпочтения, нужно убедиться в наличии у людей стимула реагировать искренне, иначе им ничего не стоит выдумать что угодно. Для простых предпочтений нередко достаточно использовать механизм аукциона: предпочтения будут выявляться по цене, которую испытуемый готов заплатить за предлагаемое. Аукционы бывают разных типов, но экспериментальным экономистам особенно полюбился основанный на механизме Беккера – ДеГрута – Маршака (БДМ){104}. Участник такого аукциона делает ставку в диапазоне, допустим, от 1 до 100 долларов. Затем в случайном порядке выбирается число от 1 до 100, означающее цену. Если ставка оказывается выше выпавшего числа, участник выплачивает выпавшую цену и получает лот. Аукционы БДМ считаются обладающими совместимостью стимулов, поскольку, в отличие от аукционов на eBay, участнику нет смысла ставить больше, чем он готов заплатить. При этом слишком низкая ставка снижает вероятность получить лот. Соответственно, оптимальная стратегия – ставить ровно столько, насколько желаемая вещь вам дорога.

Это очень хорошая стратегия – для материальных объектов. С тем, что для людей священно, было труднее: эти вещи по определению бесценны. Предположим, рассуждал я, мы даем участнику анкету в формате «вынужденного выбора»: «Вы верите в Бога» vs «Вы не верите в Бога»; «Вы предпочитаете Apple» vs «Вы предпочитаете Microsoft». В конце опроса отвечавший подписывал бы документ, заверяющий его выбор. Таким образом мы бы проводили ревизию его нравственных ценностей. Как совершенно правильно заметила Моника, эта анкета все равно не обязывала бы участника действительно исповедовать эти ценности и придерживаться именно этих предпочтений. Но даже в этом случае, доказывал я, подписаться под чем-то идущим вразрез с убеждениями – составляющими нашего представления о себе – значило бы чем-то поступиться. Анкета виделась мне способом проверить стойкость убеждений участника, которая должна была послужить нам косвенным указанием на его священные ценности. То есть теоретически приверженность священным ценностям должна была бы быть более устойчивой, чем обыденным мирским предпочтениям.

Анкетой мы не ограничились. Чтобы составить шкалу приверженности, предполагалось сначала провести аукцион по модели БДМ, протестировав важность ценностей каждого из участников эксперимента. После того как человек выбрал бы свои варианты ответов на вопросы анкеты, но до того, как он заверил их своей подписью, мы бы предлагали ему деньги за возможность изменить любые из его ответов. Если бы какой-то ответ он не пожелал «продавать», ему разрешалось бы вообще исключить эту ценность из аукциона. Затем всем участникам предлагалось сделать ставки, и мы броском двух десятигранных игральных костей определяли бы случайно выпавшую таким образом стоимость объекта в диапазоне от 1 доллара до 100. Согласие сделать ставку говорило бы о готовности человека обменять ценность на деньги, а значит, эта ценность, по нашим меркам, священной быть не могла бы. Исключение ценности из аукциона, напротив, означало бы, что для участника она незыблема.

Однако Моника по-прежнему была полна скептицизма. Что помешало бы участнику выставить все ценности на аукцион и взять деньги, даже если во что-то из предъявляемого он и вправду истово верил бы? Тогда я предложил следующее: использовать для анкеты утверждения, под которыми не подписался бы никто ни за какие деньги.

Мы привлекли к этой работе других сотрудников нашей лаборатории. Вот тут я здорово просчитался: на собраниях бойкая обычно группа непривычно затихала, никто не хотел делиться священным для них и еще меньше – кощунствовать, противореча сакральным понятиям. Народ у нас подобрался разнообразный по составу. Так, из восьми штатных сотрудников (мужчин и женщин среди них поровну) двое причисляли себя к представителям квир-культуры. Различались коллеги и по этническому происхождению. Один относил себя к темнокожим, одна к латиноамериканцам, еще некоторые – к иудеям. Но бесконечно играть в молчанку мы не могли, надо было как-то приспосабливаться, обсуждать священное и выяснять, какие утверждения способны кого-либо обидеть.

На это ушли недели, тем не менее постепенно все достаточно притерлись друг к другу, чтобы в открытую обсуждать темы, на публике остававшиеся запретными. Болевые точки выявились быстро – священность права на жизнь, расовые проблемы, секс, политика и религия. И хотя дело было в довольно уже далеком 2010 г., набор скользких тем с тех пор практически не изменился. Вот пример утверждений, которые, на наш взгляд, с большой долей вероятности могли затронуть священные ценности. Конечно, противоположные мы тоже намеревались предъявлять участникам, но, поскольку в основном они обидные, отдаю формулировки на откуп вашему воображению{105}.

● Вам не нравится причинять вред или боль животным.

● Вы считаете изнасилование в браке преступлением.

● Использовать ядерное оружие против гражданского населения недопустимо.

● Вы бы не стали изменять супругу/супруге, даже если измена точно не раскрылась бы.

● У вас нет желания убивать ни в чем