Ангел и убийца. Микрочастица мозга, изменившая медицину - Донна Джексон Наказава

По его словам, это обнадеживающая новость для психиатрии, психоаналитики, иммунологии и неврологии.

– Теперь мы видим, что эти вроде бы разные дисциплины на самом деле являются одной областью науки, – говорит Асиф. – И если мы объединим наши знания, то почти определенно сможем вылечивать больше пациентов.

Я сижу вместе с Кэти Харрисон на темном, потертом кожаном диване в приемной Центра здоровья мозга в Нью-Йорке, которым руководит доктор Хасан Асиф.

По словам Кэти, этот визит для нее был непростым решением с точки зрения времени, дальности пути и расходов на поездку, но, с учетом ее состояния здоровья никаких сомнений не существовало. После нашей прошлой встречи она много думала и провела небольшое исследование. У нее сложилось впечатление, что ей стоит попробовать ТМС-терапию. Она перепробовала все остальное, что ей могла предложить психиатрия и медицина. Хотя метод ТМС некогда считался «медициной будущего», научные статьи о его успешном и многократном применении для лечения большого депрессивного и тревожного расстройства выглядели впечатляюще. К тому же, говорит она, ее психиатр из Арлингтона (штат Виргиния) согласился с тем, что ТМС может помочь ей и поддержал ее решение о лечении у доктора Асифа.

Кэти приехала поездом из Виргинии в Нью-Йорк для пробного сканирования мозга, чтобы убедиться, является ли она подходящей кандидаткой для такой терапии.

Поездка чрезвычайно утомила ее. Шум и хаос на железнодорожных вокзалах, необходимость общения с незнакомыми людьми, пешие переходы по многолюдным нью-йоркским тротуарам и регистрация в отеле – все это истощило ее силы. Отель Кэти находится недалеко от офиса Асифа, но она так устала и настрадалась, что вызвала такси вместо того, чтобы пройти пешком два квартала.

– Я несколько раз едва не повернула назад, – рассказывает Кэти. – Наверное, я бы так и сделала, если бы не надеялась на лучшее. Недавно я просмотрела результаты последних лабораторных анализов; воспалительные маркеры моей иммунной системы находятся в интервале, характерном для большого депрессивного расстройства, – продолжает она. – Если бы у меня обнаружили рак, то онколог не стал бы просто лечить симптомы, он бы лечил причину заболевания. Я хочу знать, что происходит со здоровьем моего мозга. Если повышенный уровень физического воспаления активирует мироглиальные клетки, и они начинают убивать синапсы, значит, это должно объяснять мое состояние и то, почему я не могу почувствовать себя лучше. В некотором смысле, мне кажется, что это разновидность рака. У меня такое чувство, будто моя жизнь уже закончена. После стольких неудач с лечением я больше не могу делать вид, что все в порядке, и заниматься делами точно так же, как раньше. Я хочу увидеть, что может предложить современная наука. Судя по тому, что я читала, ТМС помогает множеству людей, поэтому нужно посмотреть, сможет ли доктор Асиф помочь мне.

– Кроме того, я приехала сюда ради Минди и Эндрю, – продолжает она. – Я знаю, как им тяжело расти с ощущением, что с их мамой далеко не все в порядке. Я хочу, чтобы у них был шанс на лучшее будущее, я хочу разрушить наш порочный семейный цикл.

Пока Кэти говорит, я наблюдаю то же самое, что и во время нашей предыдущей встречи. Когда она делится чем-то очень болезненным для нее, выражение лица, которое ожидаешь увидеть, и тон голоса, который ожидаешь услышать, просто отсутствуют. Ее мысли как будто не связаны с чувствами. У меня невольно возникает вопрос, сможет ли ТМС-терапия изменить состояние Кэти, которое психиатры обычно называют «отсутствием аффекта»?

Несмотря на свою решимость, Кэти заметно нервничает.

– Я не перестаю беспокоиться о том, что скажет доктор Асиф, – говорит она с посеревшим лицом, застывая в неподвижной позе и смотря так, как будто она вспомнила, что оставила чайник на включенной плите на кухне. – Боюсь, он скажет, что мое состояние безнадежно и все настолько плохо, что он просто не может лечить меня.

Кэти посылает мне быструю фальшивую улыбку, чтобы скрыть тревогу.

Я думаю об одной вещи, которой не поделилась с Кэти. В ходе моих дискуссий с Альваро Паскаль-Леоном о его исследовании ТМС я узнала, что первоначальная реакция пациента на эту терапию показывает, является ли он в целом хорошим кандидатом для лечения по этому методу, и будет ли позитивно реагировать на полный курс из тридцати сеансов. Если мозг с самого начала реагирует плохо[151], это указывает на высокую вероятность рецидива болезни в будущем.

После многочасовых расспросов и бесед с Кэти я чувствую себя ее защитницей. Я хочу, чтобы она испытала облегчение, к которому так давно стремится и которого заслуживают все пациенты, считающие, что у них осталось мало надежды на выздоровление.

Десять минут спустя я сижу в углу в кабинете доктора Асифа и стараюсь незаметно вести записи, пока он оценивает состояния Кэти.

Кэти полулежит в огромном медицинском кресле, обитом бежевой кожей. На нее надели ярко-желтую шапочку с девятнадцатью маленькими отверстиями для электродов, прикрепляемых к коже головы. Ассистенты Асифа пользуются липкой смываемой пастой для закрепления электродов, соединенных тонкими черными проводами с рядом компьютеров. Эти компьютеры будут сканировать мозг Кэти и измерять его активность.

К тому времени, когда они заканчивают подготовку, провода расходятся во все стороны от головы Кэти, словно паучьи лапки. Ее бледное лицо под желтой шапочкой выглядит почти испуганным.

Доктор Асиф застегивает респираторный пояс[152] на животе Кэти и прикрепляет сенсоры к трем пальцам ее левой руки для измерения активности вегетативной нервной системы: частоты дыхания и сердцебиения и кожной электропроводимости (через потоотделение)[153].

– Расслабьте мышцы лица и лба, особенно в области висков, – наставляет он Кэти, когда приступает к сканированию мозга. Иначе, объясняет он, мозговые волны будут искажаться посторонними шумами от мышечного напряжения. Он говорит мягким, задумчивым тоном. – Вот так лучше, гораздо лучше, – добавляет он с легким, почти певучим пакистанским акцентом.