Таня Гроттер и Болтливый сфинкс - Дмитрий Емец

«Что это они? Ага! Многоглазка усиливает пламяв угасших драконах. Но Гоярын-то еще не угасший, а его великовозрастные сыновьятем более!» – озадачился Ванька.

Правда, сразу ему пришло на ум, что драконугасающий и дракон мерзнущий – явления сходного порядка. Где Гоярыну и его сыновьямбыло искать тепло в эти лютые морозы, как не у многоглазки ?

Тангро, благодаря которому Ванька и оказалсяздесь, носился над многоглазкой , радостно купаясь в ее сиянии. Поначалу Ванькаопасался, что Тангро попытается устроить дебош и превратить мирное «заседание»семи драконородственников в гладиаторские бои на приз имени того, кто выживет,но теперь страх ушел. Ванька видел, что лучи многоглазки наполняют драконовнесвойственным им миролюбием.

Ванька протянул руку, но сразу отдернул ее,поняв, что не сможет прикоснуться к трепетной красоте, не повредив ей. Нет!Цветы он возьмет позднее, когда стебель будет втягиваться в землю и бутоныначнут осыпаться. Именно так описывал это в своем лечебнике Аббакум Вытянутый.Кстати, прозвище «Вытянутый» Аббакум получил при обстоятельствах крайнепечальных. Перепутав долгую гласную «а» с краткой в заклинании «Ламос козюбрас», Аббакум вытянулся на 1452 метра и, став тоньше волоса, отбыл из физическогомира.

Ванька забрался на горячую спину Гоярына. Легна живот, подложил под подбородок руки и стал смотреть на многоглазку . Снегпадал большими хлопьями, оседавшими на спине у Ваньки и таявшими на драконьейчешуе. Куртка быстро пропиталась водой, которая при всякой попытке привстатьначинала быстро покрываться ледяной коркой.

«Сказать кому, так не поверят! –размышлял Ванька, сковыривая с себя наледь. – Я наполовину мерзну,наполовину поджариваюсь заживо!»

Над многоглазкой , там, где исходившие от неелучи превращали падающий снег в пар, образовался ледяной купол. Из-подпрозрачного купола струями бил свет, отблескивающий в глазах драконов итерявшийся в седых еловых вершинах.

Ванька лежал на шее Гоярына, смотрел на многоглазкуи думал, что каждый час жизни – даже самый скучный внешне, вроде ожиданияавтобуса серым дождливым вечером – посылается для чего-то определенного. Длянекоего внутреннего открытия, безумно важного для всего последующего. В жизнинет неважных моментов и скучных кусков, но есть куски запоротые илинедопонятые.

* * *

Ближе к рассвету Ванька бережно собралосыпавшиеся цветы многоглазки в стеклянный пузырек с широким горлышком. Цветыне высохли, но отвердели и походили на прозрачные светящиеся жемчужины.

Стебель скользнул в землю, вспыхнул и исчез.Судьба цветов взволновала его мало. Спрятав пузырек в карман, Ванька выпрямилсяи почувствовал, что на него устремлено множество глаз. Гоярын и шесть егосыновей смотрели на него и чего-то ждали. Ждал и Тангро, за ночь успевшийпримкнуть к стае. Дважды он ненадолго присаживался на шею Гоярыну, и тот, хотяи не проявлял большой радости, не выражал и заметного раздражения.

В выпуклых глазах драконов Ванька прочитывалстранную, почти собачью преданность. Так смотрят уличные псы, когдасердобольная старушка выносит им еду.

Удивленный Ванька потер лоб. С чего бы это? Впривязанности Тангро он не сомневался. Привязанность Гоярына тоже при желанииможно было объяснить. Ванька провел в его тибидохском ангаре не меньше времени,чем в своей собственной комнате. Но вот сыновья Гоярына! Эти анархическинастроенные «аля-улюки», как характеризовал их Тарарах, даже к Соловью О.Разбойнику относились скорее как к разбойнику, чем как к соловью.

– Эй! – крикнул Ванька. – Чего вытакие тихие? Замерзли?

Точно для того, чтобы его разуверить, Дымныйзасопел, выпустив клуб пара. Искристый ответил брату недовольнымтысячеградусным плевком, попавшим по утренней неточности в Ртутного. Ртутныйрасстроился, что его, сироту казанскую, незаслуженно обидели, и ударил хвостом,но отчего-то не Искристого, а Стремительного. Стремительный захлопал крыльями,как страдающий от блох молодой петух, и укусил Пепельного. Пепельный никого неукусил, но повернулся спиной и, с кроличьей резвостью ударив задними лапами,забросал всех снегом. После чего отскочил и, насмешливо свесив набок морду,вывалил раздвоенный язык.

Ванька от удивления сел в сугроб. Такую«собачью» технику у драконов он встречал впервые. Хотя Пепельный и раньшевыделялся среди детей Гоярына парадоксальностью своего мышления. Те былизаурядные дуболомы, Пепельный же был в драконьем смысле почти поэт.

Среди прочих снег попал и на папу-Гоярына.Папа-Гоярын заревел, как корабельная сирена, вскинул морду и, успокаиваямолодняк, выпустил в небо длинную, расширяющуюся струю пламени. «Аля-улюки»притихли, но не раньше, чем немного попинали Пепельного хвостами и чутокпрожарили его пламенем.

– Эй-эй! Хватит! А ну прекращайте! –заорал Ванька, ласточкой ныряя в сугроб, чтобы не попасть под случайную струюогня.

Услышав его голос, все драконы, включаяТангро, вновь преданно уставились на Ваньку, всем своим видом демонстрируя, чтоготовы следовать за ним хоть на край света. Проследив направление их взглядов,Ванька увидел, что они устремлены ему на грудь – на карман, куда он недавноспрятал пузырек с осыпавшимися цветами многоглазки .

– Все с вами ясно! Пока у меня многоглазка, выот меня не отстанете! Ведь так? Что ж, тем лучше! Полетели-ка в Тибидохс! Тамвас ожидает ртуть! – сказал Ванька вслух.

Услышав знакомое слово, драконы нетерпеливозахлопали крыльями.

Ванька сел на пылесос и попытался взлететь.Раз за разом он старательно произносил Тикалус плетутс . Кольцо послушновыстреливало искру. Пылесос вздрагивал, поднимался на метр-два и… вновьобрушивался в сугроб. Наконец Ванька догадался открутить крышку и заглянул вбак. Так и есть! За ночь, проведенную на морозе, «горюче-смазочный» бульонпревратился в большой кусок льда со вмерзшими селедочными головами.

– Иди сюда! Поработаешь переноснымогнеметом! – крикнул Ванька, свистом приманивая Тангро.

Растопив с помощью переносного огнемета поимени Тангро вонючую смесь, Ванька стал накручивать на пылесос крышку. Он почтизакончил, когда Пепельного вновь укусила зубастая муза драконьего вдохновения.Пепельный подкрался боком к Ртутному и, точно гарпуном, ужалил его острымокончанием своего зазубренного хвоста.

Ртутный – эта вечно обиженная драконьясиротка! – в ответ ударил Пепельного крылом, его краем задев Ваньку. КогдаВанька, отплевывая талую воду, выбрался из сугроба, первым, что он увидел, былперевернутый бак пылесоса, к которому принюхивались сразу два дракона, одним изкоторых был неугомонный Пепельный, а другим Огнеметный.