Муля, не нервируй... Книга 2 - А. Фонд

отодвигать проблему, если проблема есть? Нужно брать себя в руки и идти её решать. Иначе из-за прокрастинации и проблема останется, и жизнь превратится в сплошной стресс.

Я встал из-за стола и решительно направился в кабинет к Козляткину.

– Сидор Петрович, – сказал я, – уделите мне пару минут. Есть разговор.

– Я занят, – недовольно буркнул Козляткин и я понял, что всё ещё гораздо хуже, чем я думал.

– Буквально две минуты, – продолжал настаивать я.

Козляткин поднял голову от бумаг и с изумлением посмотрел на меня поверх очков. Такая наглое презрение субординации от подчинённого шокировало его самым невероятным образом.

– Мммм… – он смог из себя выдавить только изумлённое мычание.

Другой бы на моём месте как минимум расплакался бы и убежал. Но мне было всё равно: не бьёт – уже хорошо. Вон Остап Бендер на пароход художником устроился, и ничего. Чем я хуже?

Поэтому я сказал решительным голосом:

– Нам нужно финансирование перенаправить на театр Глориозова.

У Козляткина глаза стали как часы на Спасской башне, размерами, я имею в виду.

– Финансирование запланировано для большого театра! – выдавил он.

– Я знаю, – кивнул я и добавил, – но нужно для театра Глориозова.

– Вон отсюда! – рявкнул Козляткин, немного приходя в себя.

И я понял, что уговорить его будет очень непросто. Но русские не сдаются. И я сказал:

– Сидор Петрович, это финансирование…

И тут дверь распахнулась, в кабинет вошел возмущенный комсорг со словами:

– Я написал на вашего Бубнова служебку! Ноги его в Комитете не будет!

Глава 15

Я посмотрел на комсорга. А комсорг посмотрел на меня.

Очевидно, на моём лице отразилось что-то не очень светлое и доброе, потому что комсорг вдруг тоненько охнул и выскочил из кабинета.

Конечно же, я его догонять не стал.

Потому что прежде всего нужно было решить вопрос с финансированием театра Глориозова, и желательно срочно.

– Сидор Петрович, – вежливо сказал я, – я просил пару минут, и они ещё не истекли. Дослушайте меня, пожалуйста.

Козляткин, который после моих требований сильно изумился, после пантомимы и последующего бегства комсорга, вообще впал в ступор. Потому что пробормотал нечто невнятное.

Ну, а кто я такой, чтобы не воспользоваться подвернувшейся возможностью. Поэтому я сказал:

– Финансирование театра Глориозова должно быть, потому что там будет выступать Раневская.

Козляткин посмотрел на меня скептически. Явно имя великой актрисы не произвело на него никакого впечатления.

Блин, и тут не прокатило.

Пришлось на ходу импровизировать:

– У нас будут самые высокие показатели в этом году по посещаемости театров. Я знаю, как организовать пиар-акцию по привлечению целевой аудитории!

Козляткин посмотрел на меня недоумённо и чуть поморщился. Опять мимо (кажется, он вообще не понял, что я несу).

И тогда я выпалил:

– Я помогу вам стать заместителем директора Комитета!

Надо было видеть лицо Козляткина. Он тихо прошипел:

– Вон!

– А что вы теряете, Сидор Петрович? – хмыкнул я (мне-то уже терять было нечего). – Вы же знаете из какой я семьи?

Козляткин посмотрел на меня более внимательно и, после продолжительной паузы, кивнул.

– Ну вот, – развёл руками я с загадочной полуулыбкой, – я могу посодействовать. Вам до пенсии сколько осталось?

– Пять лет, – хрипло сказал Козляткин.

– Так ведь на пенсию лучше уходить с должности заместителя директора Комитета, а не начальника отдела кинематографии и профильного управления театров, не так ли, Сидор Петрович?

– Не зря в стенгазете писали, что ты карьерист, Бубнов, – покачал головой Козляткин, но из кабинета прогонять меня почему-то не стал.

Значит, заинтересовался.

– Там писали, что я конформист, – поправил я с ласковой и многозначительной полуулыбкой, – хотя, когда вы станете замдиректора Комитета, то место начальника нашего отдела будет вакантным…

Козляткин расхохотался и вдруг зло сказал:

– Ты понимаешь, Бубнов, что ты сейчас по тонкому льду ходишь?

– Конечно, понимаю, – ответил я, – но я бы не стал, если бы не понимал, что вы –человек умный.

Я сделал паузу и добавил:

– И благодарный.

Козляткин посмотрел на меня нечитаемым взглядом.

– Кроме того, я ведь не для себя прошу, – сказал я, – театр Глориозова на хорошем счету, а вот ремонт там давно нужен… И зрители, и артисты будут благодарны… и потомки тоже…

– А твой интерес какой в этом деле? – прищурился Козляткин.

– Я – за справедливость, – ответил я пафосно, и Козляткин впервые усмехнулся и произнёс:

– Хорошо, Бубнов, давай смету, посмотрим. И за язык тебя никто не тянул. Подключай свои ресурсы семьи, чтобы на пенсию я вышел… эммм… с правильной должности.

Я согласно кивнул.

– А если ты сейчас мне врешь или у тебя «случайно» что-то не получится – я тебя сгною. Уж компромата на тебя нарыть нетрудно будет.

– Всё получится, Сидор Петрович, – заверил я и вышел из кабинета.

Я был доволен собой. Поддержкой Козляткина заручиться удалось. Значит, ремонт в театре Глориозова будет сделан и Фаина Георгиевна получит роль в спектакле Островского. А вот что касается меня и моего обещания Козляткину, так тут я вообще не парился – ведь скоро я уеду в Цюрих! А уж там он меня не найдёт. Как там у Ходжи Насреддина было? А за это время или ишак сдохнет, или падишах.

Я, чуть ли, не посвистывая (чтобы не слышно было) прошел по коридору, немного подумал и свернул в кабинет, где трудилась кареглазка. Две её подруги сидели за столами и что-то писали, а её самой не было.

– О! Муля! – обрадовались девушки мне, – а когда у нас занятие будет?

– А вы не знаете разве? – удивлённо спросил я.

– О чём?

– Наш всемилюбимый комсорг на меня ужасную докладную написал, – ответил я горестным тоном, – приходил сейчас к моему Козляткину на меня жаловаться. Так что никаких занятий, увы… тут хоть бы не выгнали…

Оставив глубоко опечаленных девушек переваривать