Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910-1918 - Джордж Уильям Бьюкенен

До этого в тот же день, 30 июля, он послал императору Вильгельму следующую телеграмму: «Сегодня посылаю Татищева с инструкциями. Распоряжение о происходящих в настоящее время военных приготовлениях были отданы пять дней назад с целью защиты против Австрии. Всем сердцем надеюсь, что эти приготовления не повлияют на ваше положение посредника, которое я ставлю очень высоко. Вам необходимо оказать серьезное давление на Австрию, чтобы удалось добиться соглашения».

На следующий день, 31-го, он снова послал телеграмму: «По техническим причинам я не могу приостановить военные приготовления. Но пока переговоры с Австрией не прерваны, мои войска воздержатся от всякого наступления. Я даю вам свое слово».

Император Вильгельм ответил: «Я сделал все, что было в моих силах, чтобы избежать войны. Я не буду нести ответственность за ужасное несчастье, которое грозит всему цивилизованному миру. Вы все еще в силах его предотвратить. Мое дружеское расположение к вам и вашей стране, завещанное мне моим дедом на его смертном одре, для меня всегда было священно. Я был верен России, когда на нее обрушивались несчастья, особенно во время последней войны. Сейчас вы еще можете спасти мир в Европе, остановив военные приготовления».

В тот же день, 31-го, Сазонов сделал последнюю попытку сохранить мир, заменив, по просьбе сэра Эдварда Грея, формулу, которую он продиктовал графу Пурталесу так, что она стала выглядеть следующим образом: «Если Австрия остановит продвижение своих войск по сербской территории и если, признавая, что австро-сербский конфликт приобрел общеевропейское значение, она согласится передать на рассмотрение великих держав вопрос о том, какую компенсацию может предоставить Сербия австро-венгерскому правительству без ущерба для своих суверенных прав и независимости как государства, Россия обязуется сохранить выжидательную позицию».

В тот же вечер император принял германского посла и постарался убедить его в том, что данная формула носит примирительный характер и что она предлагает достойный выход из сложившейся ситуации, но его усилия не увенчались успехом.

В одиннадцать часов вечера граф Пурталес приехал в министерство иностранных дел и поставил господина Сазонова в известность, что, если к полудню следующего дня Россия не остановит мобилизацию, вся немецкая армия будет поставлена под ружье. В ответ на его страстный призыв немедленно остановить мобилизацию Сазонов мог только повторить свои заверения, что, пока продолжаются австро-российские переговоры, Россия не предпримет наступления. В этот момент были заметны признаки ослабления напряженности между Веной и Санкт-Петербургом: между министрами иностранных дел и послами сторон прошли дружеские беседы, и казалось, австрийское правительство склоняется к тому, чтобы согласиться на переговоры о внесении изменений в текст их ноты в адрес сербского правительства. Но у Германии были совсем другие устремления.

Утром 1 августа император Николай II еще раз телеграфировал императору Вильгельму: «Я понимаю, что вы вынуждены провести мобилизацию, но я бы хотел получить от вас те же гарантии, что я дал вам, а именно, что эти меры не означают войну и что мы продолжим переговоры ради благополучия наших двух стран и всеобщего мира, который так дорог нам обоим. С Божией помощью наша проверенная годами дружба позволит избежать кровопролития. С полным доверием ожидаю вашего немедленного ответа».

Начав свой ответ с того, что назначенный срок истек и что он был вынужден мобилизовать свою армию, император Вильгельм писал: «Единственный способ избежать бесчисленных бедствий – это немедленный, ясный и недвусмысленный ответ со стороны вашего правительства. Пока я не получу такого ответа, я должен, к моему величайшему огорчению, судить о нем по фактам. Я должен самым серьезным образом просить, чтобы вы без промедления приказали своим войскам ни при каких обстоятельствах не нарушать нашей границы».

Около пяти часов вечера я получил телеграмму из министерства иностранных дел с приказом немедленно испросить у императора аудиенцию, чтобы передать ему личное послание от короля Георга, в котором его величество, упомянув о представлении, сделанном Германией в связи с мобилизацией в России, писал: «Я не могу избавиться от мысли, что мы оказались в тупике из-за какого-то недоразумения. Нельзя упустить возможность избежать ужасного несчастья, грозящего сейчас всей Европе. Поэтому я призываю вас устранить недопонимание, которое, как я понимаю, имело место между вами, и оставить открытыми ворота для мирного решения конфликта. Если вы считаете, что я могу так или иначе способствовать этой важной цели, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь возобновить прерванные переговоры между заинтересованными державами. Уверен, что вы, как и я, стремитесь делать все возможное для сохранения мира».

Около четверти восьмого господин Сазонов, который договорился, что император примет меня в Петергофе в десять часов, позвонил мне по телефону и сказал, что граф Пурталес только что поставил его в известность, что Германия считает себя в состоянии войны с Россией. Он пришел пообедать со мной и принес проект ответа на телеграмму короля, который я должен был передать императору. Я выехал из посольства в девять часов, но из-за того, что электрические фонари на моем автомобиле вышли из строя, шофер повернул не там, где надо, и мы добрались в Петергоф лишь без четверти одиннадцать. Извинившись перед императором за опоздание, я передал ему телеграмму короля и проект ответа, написанный Сазоновым. Когда его величество прочел их, я осмелился заметить, что было бы лучше, если бы он ответил королю своими словами, чем в официальном стиле министерства иностранных дел. «Я так и сделаю, если вы мне поможете, – ответил император, – поскольку говорить по-английски это одно, а правильно писать – совсем другое». Затем его величество предложил мне садиться, и мы более часа обсуждали ситуацию, вызванную австрийским ультиматумом, безрезультатные попытки российского и британского правительств сохранить мир и причины, вынудившие Россию провести мобилизацию. Его величество настаивал, что мобилизация не обязательно влечет за собой войну, и он самым недвусмысленным образом заверил в этом императора Вильгельма. Затем, подойдя к письменному столу, он взял карандаш и телеграфные бланки и начал писать ответ, время от времени советуясь со мной, как построить фразу, когда ему не хватало слов. Закончив, он передал мне рукописный текст телеграммы для передачи шифровальщикам по возвращении в посольство. Содержание ее было следующее: «Я бы с радостью принял ваши предложения, если бы сегодня днем германский посол не представил моему правительству ноту с объявлением войны. С момента предъявления ультиматума Белграду все усилия России были направлены на поиски мирного решения вопроса, поставленного действиями Австрии. Целью этих действий было подавление Сербии и превращение ее в вассала Австрии. Результатом этого могло стать нарушение баланса сил на Балканах, что для моей страны представляется вопросом жизненной важности. Все предложения, включая те, что были сделаны вашим правительством, были отклонены Германией и Австрией, и только когда благоприятный момент для оказания давления на Австрию был упущен, Германия проявила желание стать посредником. И даже тогда она не выдвинула никаких конкретных предложений. Объявление Австрией войны Сербии вынудило меня отдать приказ о частичной мобилизации, хотя, принимая во внимание серьезность ситуации, мои советники настоятельно рекомендовали мне объявить всеобщую мобилизацию, учитывая, что для ее проведения Германии потребуется гораздо меньше времени, чем России. В конце концов, принимая во внимание проведенную в Австрии мобилизацию, обстрел Белграда, концентрацию австрийских войск в Галиции и тайные военные приготовления в Германии, я был вынужден пойти на эту меру. Внезапное объявление Германией войны России, ставшее для меня совершенно неожиданным, поскольку я дал императору Вильгельму недвусмысленные обещания, что мои войска не перейдут границу, пока ведутся переговоры, подтверждает правомерность моих действий.