В разные годы. Внешнеполитические очерки - Анатолий Леонидович Адамишин

обмена мнениями в духе сотрудничества. Вроде не Бог весть что, но за этим скрывалось крутое изменение в нашем подходе к гуманитарным проблемам. Их цивилизованное обсуждение помогло впоследствии решению как их самих, так и кардинальных для отношений с США вопросов разоружения и урегулирования региональных конфликтов.

«Новое, однако (следующая дневниковая запись. – А.), пробивает себе дорогу с трудом. Чувствуется это и в МИДе. Идейный центр консерватизма – Корниенко. Держится он твердо и в открытую. Министр дает указание Петровскому, завотделом международных организаций, написать записку в ЦК, вносящую позитивные подвижки в нашу позицию по ООН. Георгий Маркович проект не визирует, все откладывается. В общем-то это неплохо, ибо пошла, наконец, борьба мнений, но Элефант (так я называл про себя Ковалева) твердит, что наверху это вызывает раздражение, что вот-вот Г.М. погорит».

Партийная жизнь. Преображалась и она. Перечитываю выступление Шеварднадзе на мидовской партконференции в ноябре 1985 г. – ничего общего с прежней жвачкой. Можно ли было раньше услышать публичное признание того, что три пятилетки подряд – девятая, десятая и одиннадцатая – не выполнены? Или правду о демографической ситуации, приближающейся к катастрофической, ибо уже с 1982 г. смертность превышает рождаемость? Или: что каждый третий рождающийся страдает от каких-то деформаций вследствие загрязнения среды, пьянства, употребления негодных лекарств? Или никогда не раздававшийся призыв к чиновникам знать культуру и искусство, не уступать эту важную идеологическую область без боя? Или сильные выражения насчет протекции, которая наносит непоправимый ущерб? «Баста внутренней дипломатии, пустословию послов (при этом деликатный Эдуард Амвросиевич делает оговорку, что сие не относится к послам, здесь присутствующим), заговорам молчания в МИДе вокруг некоторых проблем». Но наряду с этим дежурная признательность Громыко, при котором «МИД превратился в академию». Наверное, сам Андрей Андреевич среагировал бы любимой фразой: «Так далеко я бы не заходил». В другом месте того же выступления Шеварднадзе крепко проехался по этой самой академии, где «мало квалифицированных людей, отсутствует эффективная система подготовки и переподготовки кадров».

Прошелся и по зарубежному аппарату: «Во многих посольствах и представительствах хромает исполнительская культура и дисциплина, не все товарищи соответствуют занимаемой должности».

Отмечу здесь, что не дошли в перестройку руки (а после нее и подавно) сформировать новую дипслужбу. В частности, не были реализованы такие идеи, оправдавшие себя на практике в ряде стран, как ротация высших и средневысоких чиновников МИДа: из министерства в ведущие научные центры и обратно; более тесное сотрудничество ведомств, занимающихся внешней политикой в том числе в кадровом плане; четкое определение роли МИДа как главного во внешнеполитических делах. Так, британскому Форин-офису подчиняются службы, которые отвечают за культурные, торговые и иные зарубежные связи и даже за разведку.

Вскоре после партконференции произошел конфуз с секретарем парткома МИДа Анатолием Ивановичем Грищенко. За партийное рвение полагался ему пост посла в непыльной стране, и вот на коллегии рассматривается его кандидатура в Швейцарию. Мина, видимо, заложена заранее, ибо выясняется, что у партайгеноссе личная дача, что по тогдашним идиотским понятиям недопустимо. Андропов запрещал иметь собственные дачи даже членам Политбюро: пусть живут в государственных. Толю начинают пробирать, причем Шеварднадзе ввел в обычай поголовный опрос, высказаться обязан каждый (за образец он взял практику Горбачева на Политбюро). Доходит очередь до меня. Говорю: был я на этой даче, она практически построена руками самого Грищенко, не перебор ли такое разбирательство. Э.А. сразу же реагирует на эти слова отрицательно, так что мое вяканье остается без поддержки. Более того, скрипучим голосом реплику подает Корниенко: «У Вас, Анатолий Леонидович, кажется, тоже есть дача»? Не отрицаю, и взгляды обращаются к министру. Тот молчит, и дальше укола Г.М. дело со мной не идет. А вот Грищенко из партии исключили и с работы сняли. Подозреваю, правда, что дача была в данном случае предлогом.

А как у нас тогда следили за тем, кто чей родственник! До седьмого колена докапывались, особую картотеку на этот счет вел замминистра по кадрам Никифоров, сменивший Стукалина. МИД недосчитался некоторых вполне грамотных работников, единственной виной которых стала пресловутая семейственность. А толковых людей и без того был дефицит.

Не удержались на благих намерениях в кадровых делах. На конкретном примере А. Каспарова, в будущем посла России, увидел я, что прежние порядки все еще в силе. На него поступает анонимка в Отдел загранкадров ЦК. Хотя провозглашено, что анонимкам веры нет, она пересылается в МИД, замминистру по кадрам. Тот запрашивает Брюссель, куда должен ехать Каспаров. Реакция тамошнего посла: задержать выезд до окончания разбирательства. Парня снимают с поезда. Через какое-то время посол сообщает, что большая часть претензий не подтвердилась, пусть приезжает. Никифоров, замминистра, решает по-другому – за границу не направлять, но в МИДе пока оставить. Из разговора с ним становится ясно, что решил он на основе беседы с «ближними соседями», хотя сам признает, что никаких доказательств нет. Каспарову ничего не говорится, вернее, говорят неправду. Опять, строго говоря, нарушение законности.

Но, в общем, это были кляксы, хотя и не мелкие, на все более светлеющем фоне. Добавлю: немало я потрудился для того, чтобы с Саши Каспарова были сняты подозрения.

Запись от 25 февраля 1986 г.: «День открытия XXVII съезда КПСС. Начало прошлого партийного форума мы смотрели по телевидению в доме отдыха на Валдае. Скажи тогда, что на следующем, через пять лет, будет четвертый генсек, расстреляли бы. Сегодня тоже включил телевизор, но на работе. Более того, завтра (впервые!) приглашен на высший партийный форум в Кремлевский дворец съездов».

«Доклад Горбачева продолжался весь день. Много смелого, подлинно новаторского. Один тезис о разумной достаточности в оборонной политике дорогого стоит. Но немало и фразеологии, общих рассуждений, философии.

Может, так и нужно – требуются иные идеологические рамки, но уж чересчур пафосно. Критика обращена исключительно в адрес прежнего руководства. Нет ни слова, которое расходилось бы с нынешней линией, разве что Лигачев одергивал Ельцина. Это что, дань традициям или политическому уровню контингента? Во всяком случае, совсем не то, что говорит генсек в беседах.

Но куда ему деваться? И так честь и хвала ему, немного таких, как он, проповедников, почти фанатиков в своем стремлении сделать благо народу. Слава Богу, всегда Россия рождала таких людей, другое дело, доходили ли они до верха. Сумеют ли расшевелить страну, огромную, замшелую, пьяную, отвыкшую работать, ворующую, заставить ее трудиться? И это без гражданской войны, мирными средствами, ликвидируя кричащие противоречия с партией, которая не желает расставаться с властью, с нациями и народностями, армией, КГБ». Если нет, хана. Это – последняя попытка».

«И вот ведь какая