Повседневная жизнь советской коммуналки - Алексей Геннадиевич Митрофанов

комнате из мебели был только матрац в красную полоску, лежавший на двух кирпичах. Но не это обеспокоило Остапа. Колькина мебель была ему известна давно. Не удивил его и сам Колька, сидящий на матраце с ногами. Но рядом с Колькой сидело такое небесное создание, что Остап сразу омрачился. Такие создания никогда не бывают деловыми знакомыми – для этого у них слишком голубые глаза и чистая шея. Это любовницы или еще хуже – это жены, и жены любимые. И действительно, Коля называл создание Лизой, говорил ей “ты” и показывал ей рожки.

Ипполит Матвеевич снял свою касторовую шляпу.

Остап вызвал Колю в коридор. Там они долго шептались.

– Прекрасное утро, сударыня, – сказал Ипполит Матвеевич, чувствуя себя очень стесненно. Голубоглазая сударыня засмеялась и без всякой видимой связи с замечанием Ипполита Матвеевича заговорила о том, какие дураки живут в соседнем пенале.

– Они нарочно заводят примус, чтобы не было слышно, как они целуются. Но, вы поймите, это же глупо. Мы все слышим. Вот они действительно ничего уже не слышат из-за своего примуса. Хотите, я вам сейчас покажу? Слушайте.

И создание, постигшее все тайны примуса, громко сказало:

– Зверевы дураки!

За стеной слышалось адское пение примуса и звуки поцелуев.

– Видите?.. Они ничего не слышат… Зверевы дураки, болваны и психопаты. Видите?

– Да, – сказал Ипполит Матвеевич.

– А мы примуса не держим. Зачем? Мы ходим обедать в вегетарианскую столовую, хотя я против вегетарианской столовой. Но когда мы с Колей женились, он мечтал о том, как мы вместе будем ходить в вегетарианку. Ну, вот мы и ходим. А я очень люблю мясо. А там котлеты из лапши. Только вы, пожалуйста, ничего не говорите Коле».

Примус одухотворялся. Михаил Пришвин писал: «Странно, что вот ведь самовар тоже работает на меня, но, когда он стоит у меня на столе и кипит, я могу писать, думать, как будто так и должно: самовар не раб мой, а друг по вольной воле, на удовольствие к своему делу кипит. Когда же я для скорости развожу примус, курю и пишу между двумя чашками чаю, то хоть примус и в другой комнате, за дверью и на самом тихом ходу, только чтобы не остыл чайник, – я все-таки не могу думать и писать, мне кажется, там, за дверью, из-за моей пустяковой жизни кто-то из последних сил старается».

Одухотворял это приспособление и поэт Николай Яковлевич Агнивцев – в детском стихотворении «Триолеты в бензине» (1928):

Сказал мне примус по секрету,

Что в зажигалку он влюблен.

И, рассказавши новость эту,

Впервые выданную свету,

Вздохнул и был весьма смущен.

Но зажигалке и милее

И симпатичнее был «форд».

И без любовного трофея

Из этой повести в три шеи

Был примус выброшен за борт!

Тогда, нажав на регулятор,

Взорвался примус от любви.

Так, не дождавшись результатов,

Хоть стильно, но и глуповато

Свел с «Фордом» счеты он свои!

Но, к счастью, для его хозяйки

Был не опасен этот взрыв!

Взревев, как негр из Танганайки,

Он растерял лишь только гайки,

Свою горелку сохранив.

Пусть пахнет песенка бензином.

Довольно нам любовных роз!

И примус с очень грустной миной

По всем посудным магазинам

В починку сам себя понес!

А вот стихотворение того же автора «Как примус хотел “Фордом” сделаться» (1925):

1

Примус очень

Озабочен,

Чем-то болен,

Недоволен,

Хоть он – Примус – первый сорт.

– Ах, я, с горя, в печку кинусь,

Ринусь,

Кинусь,

Опрокинусь…

Отчего я только Примус,

А не «Форд?»

2

– Эх, вот, если б я был «Фордом»,

Был бы я ужасно гордым.

И помчался бы козулей —

Пулей! Пулей! Пулей! Пулей!

По московской мостовой.

И меня б не запихнули

Снова в кухне вот такой —

Рядом с этою кастрюлей

И вот с той —

Сковородой.

– Шутки!

– Дудки!

Я б со всей бензинной прыти

Перед ахнувшим народом

Разогнался б полным ходом,

Обгоняя

Все трамваи,

Автобусы,

Омнибусы,

– Эй, сворачивай с пути!

– Осади!

Впереди!

Обогнал бы я же

Даже

Босоногих всех парнишек,

Мишек,

Гришек

И Епишек,

И вот этих! И вот тех!

Всех!

Эх!

3

Справедливо разве это:

Чтобы «Форд» гонял по свету,

Я же жарил бы котлеты?

По каким

Таким

Причинам

Должен я страдать безвинно?!

Он – машина,

Я – машина!

Он – с бензином

Я – с бензином!

В чем же дело здесь тогда?

– А?!

4

Думал, думал

И придумал:

– Дай, к Калинину пойду, мол!

Если ты над всеми староста,

Разберись и тут, пожалуйста!

– Где тут староста?

– Пожалуйста.

– Он какой?

– Вон тот, седой.

– С бородой?

– Да, с бородой.

Ишь какой!

Совсем простой.

А на должности большой.

А я думал, что он – важный,

Очень страшный,

Двухэтажный,

Золоченый,

Расфранченный,

С галунами,

С орденами

И с такими вот боками!..

Тут сосед пожал плечами

И промолвил тихо так:

– Хоть ты Примус, а дурак!

– Как?

– Так!

5

Наконец, дошел черед

И до Примуса!.. И вот:

Примус жалобно захныкал,

Поднапыжился, как пыж,

И запшикал:

Пш! Пш! Пш!

– Разъяснять всем все повинен, —

Отвечал ему Калинин

Под конец:

– Ты, товарищ,

Жаришь,

Варишь,

В этом деле ты и спец!

И еще запомни твердо:

Что для всяческой страны —

Не одни нужны лишь «Форды»,

Но и Примусы нужны.

Правда, с виду «Форды» краше

И у них достоинств куча,

Но хоть жить им и легко,

Без твоих же щей и каши

На моторе самом лучшем