Никто не заплачет - Полина Дашкова

– Ладно, – Сквозняк поднялся, давая понять, что разговор насегодня окончен, – узнай-ка мне адресок той квартиры, куда тебя просили большене звонить. Это можешь сделать?

– Попробую, – кивнул Головкин. – А зачем?

– На всякий случай, – ответил Сквозняк и растворился втемноте.

А Илья Андреевич, оставшись один, опять закурил.

«Он хочет выйти на второго Курбатова. Но при чем здесьслучайные люди, которым просто поменяли номер? Они ведь об исчезнувшей фирмедаже слышать спокойно не могут. Их звонками достали. При чем здесь они? Или оннадеется узнать что-нибудь о втором Курбатове через тех, кто его сейчасразыскивает по телефону? Но ведь они же сами его разыскивают, а стало быть, незнают, где он. Но с другой стороны, эти люди когда-то имели дело с фирмой и,значит, могут располагать какой-то информацией. А он думает, что умнее их всехи сумеет вытянуть из них то, чего они сами не знают…»

Нет, логика Сквозняка в данном случае была для Головкинатемна и непонятна. Илья Андреевич заметил, что опять накрапывает мелкий дождик.Новый дорогой костюм, конечно, не полиняет, как та дешевка, однако все равнолучше не мокнуть. А зонтик он опять не захватил. Вот ведь закон подлости…

Головкин встал, затоптал недокуренную сигарету и быстропошел к метро.

* * *

Володя бежал, не глядя под ноги, и поскользнулся набанановой кожуре. Поднимаясь, он заметил, что одна брючина порвалась на колене,колено кровоточит, ободранные до крови ладони покрыты грязью. Боли он непочувствовал, только обиду и брезгливость к собственным грязным рукам.

Ну что ж, все равно пора возвращаться домой. Опять ни с чем.Собеседнику толстячка удалось скрыться, исчезнуть в сумерках. Опять Володя невидел лица, только силуэт, очертания фигуры. Еще один день прошел впустую.

Впрочем, не совсем. Ни один из последних пяти дней нельзяназвать пустым…

Долго ничего не происходило, Володе казалось, он потерялслед, а стало быть – надежду. Он уже готов был оставить толстячка в покое. Тотжил своей размеренной, благопристойной жизнью, ездил утром на макароннуюфабрику, вечером возвращался домой, ни с кем не встречался, иногда отправлялсяв командировки. Володя уже знал, что его скучный «объект» работает снабженцем,что зовут его Головкин Илья Андреевич, что у него сложные отношения с женой,детей нет, родственников и друзей, вероятно, тоже.

Для снабженца командировки – дело обычное, тем более дома невсе ладно…

Но внезапно что-то изменилось. Володя даже не понял, когдаименно это произошло. Толстячок пропал. Ну ладно, ничего странного, очереднаякомандировка. Однако вернулся он другим человеком. Володя достаточно изучилего, чтобы моментально почувствовать: «объект» нервничает, буквально сходит сума. На полном, благообразном лице был написан панический страх.

Володя напрягся. Он решил, что кто-то из банды все-такизамаячил на горизонте.

Кем мог быть для них тихий, добропорядочный Илья Андреевич?Уж никак не боевиком и не шофером. Казначеем! Конечно, именно на такую роль онподходил более всего. Значит, банда распалась, Головкин стал жить своей обычнойжизнью. Его никто не трогал, ни власти, ни бандиты. Возможно, он даже решилвоспользоваться какой-то частью денег банды. Ведь осталось же у него что-то,раз он был казначеем.

Но тут к нему явился некто из прежних приятелей и потребовалденег. У Ильи Андреевича возникли проблемы. Он дико испугался, потом сталбегать по Москве, по всяким департаментам.

Глядя, как Головкин в очередной раз скрылся за дверьмиприемной Моссовета, Володя с усмешкой подумал: «Неужели он там хранитбандитские деньги?»

Впрочем, сама по себе беготня Ильи Андреевича Володю неинтересовала. Ему было наплевать, как казначей станет решать свои проблемы,есть ли у него деньги, готов ли он с ними расстаться. Ему хотелось толькоодного: разглядеть лицо человека, который явился за деньгами. Но пока ничего неполучалось.

Человек этот уже трижды встречался с Головкиным, и каждыйраз Володя засекал встречу. Но ему не удавалось разглядеть лицо. Он виделтолько силуэт, очертания невысокой коренастой фигуры, он заметил легкую,звериную пластику, однажды даже профиль мелькнул. Но разглядеть и запомнитьлицо Володя не мог.

Неизвестный встречался с Головкиным всегда в сумерках,выбирал безлюдные места, тихие дворики с неосвещенными скамейками. Именно наэтих скамейках, в темноте, они сидели с Ильей Андреевичем и о чем-то очень тихоразговаривали.

Только сегодня бандит вдруг неожиданно громко рассмеялся.Смех звучал жутковато, Володя подумал, у бандита сдали нервы. Он в постоянномнапряжении. Даже человек с железными нервами не может долго существовать всостоянии волка среди красных флажков. Это напрягает, изматывает.

Да, несомненно, вечерний собеседник Ильи Андреевичанаходился в бегах. Он умел растворяться в темноте, появляться ниоткуда,проходить сквозь стены. «Сквозняк!» – слово возникло в голове как бы самособой. Володя убеждал себя, что это домыслы, плоды воспаленного воображения.Сначала надо увидеть лицо.

Володя боялся, что каждая встреча бандита с казначеем можетоказаться последней. Казначей отдаст деньги, бандит исчезнет. Оставалось тольконе спускать глаз с Головкина. Володя взял на работе свой законный отпуск, онпозволял себе не больше четырех часов сна в сутки, он почти ничего не ел. Сшести утра до часа ночи он был тенью Ильи Андреевича.

Он не решался подойти ближе потому, что знал, какобостряется чутье от постоянной необходимости быть незамеченным, неузнанным.Бандит обнаружит Володино внимание, угадает смертельного врага, начнетдействовать разумно и осторожно. Он не глупее Володи, а потому неизвестно, ктопобедит в этом единоборстве.

Открытого единоборства допустить нельзя. Надо незаметновыследить и исполнить приговор. Нельзя рисковать. Если бандит заподозритслежку, он убьет Володю и опять зло останется безнаказанным – самое главное,самое страшное зло.

Фотография главаря банды еще полтора года назад появилась настендах перед районными отделениями милиции:

«Разыскивается опасный преступник. Рост ок. 175 см,телосложение нормальное… Особых примет нет».

Ищи ветра в поле!

Стекло на стенде было разбито, и Володя потихоньку отодраллистовку с фотографией, носил постоянно с собой. Бумажка совсем истлела в егокармане.

Конечно, на фотографиях люди не всегда бывают похожи насебя. Взгляд перед объективом делается застывшим, напряженным, пропорции лицаменяются в зависимости от ракурса и освещения. К тому же снимок, перепечатанныйтипографским способом, становится совсем нечетким и теряет достоверность.