Американец, или Очень скрытный джентльмен - Мартин Бут

Над городом бьют часы — один удар. Он заставляет меня вспомнить, что время неумолимо движется вперед.

Бокал пуст. Я наполняю его заново. Теперь опустела бутылка. Я втискиваю широкую пробку в горло горшочка с вареньем. На сегодня хватит. Нужно оставить на потом. Я собираюсь взять остатки на встречу с Кларой и Диндиной, угостить их перед тем, как мы ляжем в постель. Август, Нерон, Калигула: все они, уверен, заставляли своих женщин пропитаться этим вкусом перед соитием. Не могли такое варенье изобрести в наши дни. Слишком уж вкусное.

Я снова откидываюсь на стуле и случайно упираюсь взглядом в купол над лоджией. И вижу, что нарисованный на фреске окоём тоже охвачен предгрозовым бурлением. Лазурное небо утыкано золотыми звездами.

Но сегодня они пришли в движение. Метеоры спустились с небес и теперь проказничают у меня на потолке. Перемещаются по самым непредсказуемым траекториям.

Светляки поняли, что будет гроза. Им не до цветов. Нужно укрыться, прежде чем крупные капли притиснут тебя к земле, вышибут из ненадежного укрытия под мокрым листом, вымоют из убежища под камнями.

Они мельтешат и мерцают, а потом постепенно, будто бы главнокомандующий их армией отдал приказ и расквартировал свою пехоту среди моих звезд, успокаиваются и остаются сидеть, помаргивая. Снаружи, за пределами лоджии, скудные огоньки высокогорной деревушки тоже подмигивают в теплой ночи. Над холмами резвятся разряды грозового электричества.

Я сижу над опустевшим бокалом, пока первые грузные капли дождя не ударяют в перила. Теперь гром рокочет вовсю, молнии взблескивают резко и безжалостно. Глупо оставаться здесь, выше всех людей в городе. Я спускаюсь вниз, медленно раздеваюсь и укладываюсь в постель, а тем временем начинается дождь, гроза ярится над городом и над долиной, как разгневанная жена, брошенная мужем-рогоносцем, разыскивающая неверного любовника.

Я уплываю в сон, игнорируя грозу, ибо судьба все равно распорядится по-своему, и в голове до последнего крутятся три мысли: первая — что пистолет должен быть готов через два дня, а вторая — только бы со светляками ничего не случилось под их зонтиком персональных небес. Третья — не столько мысль, сколько озарение: это дивное, замечательное место, и мне хочется остаться здесь насовсем.

Вернулся. Он снова здесь, выходец из тени, человек с улицы у винной лавки. Всего час тому назад, когда я подходил к «ситроену», он сидел за столиком на тротуаре перед баром. Перед ним стояла рюмка траппы — и ничего больше. Он разгадывал кроссворд в английской «Дейли телеграф», вроде бы сосредоточенно размышлял, но мне было ясно, что кроссворд — это прикрытие, чтобы убить время и подольше посидеть за столом, не вызвав раздражения официанта.

Слава богу, я увидел его раньше, чем он увидел меня. Я сразу шагнул в мясную лавку. Там стояли в очереди женщины. Я встал в конец, выиграв достаточно времени, чтобы изучить незнакомца поверх башен вырезки и рубца, голяшек и филе. Вошли две старушки, встали за мной. Я шагнул в сторону.

— Prego[66], — сказал я, жестом предлагая им занять свое место. Они улыбнулись — одна была беззуба, как старая собака, — и зашаркали вперед.

Я поблагодарил судьбу за то, что оставил машину не рядом с домом, а минутах в десяти ходьбы от vialetto.

Одет он был обыденно, не как турист, но и не как местный. Темные брюки, довольно элегантные, но не итальянского кроя. Футболка с круглым воротом, в светло-голубую полоску. Темные очки — утреннее солнце светило ярко, — но без шляпы. Из кармана коричневого пиджака выглядывал голубой носовой платок.

Я подумал: человек не без профессионализма, не без специальной подготовки — правда, учили его явно не в самой лучшей школе. Не великий специалист в искусстве маскировки, но и не полный профан. Старается работать как можно чище.

Я подумал: а может, он прибыл не шпионить за мной, а о чем-то меня предупредить? Но тут же отбросил эту мысль. В этом случае он был бы позаметнее, посамоувереннее, поагрессивнее. Но он вел себя не вызывающе, а вкрадчиво.

Он не может никак быть связан с моим посетителем. Потому что в этом случае у него не было бы нужды выслеживать мою машину. Он бы знал, где я живу, и караулил бы там — дожидался бы в конце vialetto, так, чтобы я сразу его заметил. Может быть, даже сыграл бы со мной в какую игру.

Однажды в Нью-Йорке один клиент устроил за мной слежку. «Хвост» знал, что я знаю, что за мной следят. Однажды утром он при встрече приподнял шляпу. В другой раз, при входе на вокзал Гранд-Сентрал, прямо подошел ко мне и попросил огонька для сигариллы. Когда я ответил, что не курю, он ухмыльнулся — потому что и так прекрасно об этом знал. Потом изобразил озадаченность и отошел в сторону. На следующий день он стоял рядом со мной в вагоне метро — поезд шел на окраину. В последний раз я увидел его возле телефона-автомата в зале вылета в одном из терминалов аэропорта Кеннеди. Я уже зарегистрировал свой чемодан и стоял в очереди в зону вылета.

— Счастливо долететь, — проговорил он, когда я проходил мимо.

— Счастливо оставаться, — отозвался я.

Мы оба ухмыльнулись, и он зашагал прочь. Я вышел из очереди и двинулся следом. Он вышел из здания, перешел по надземному переходу к автостоянке и открыл дверцу «линкольна-континентал». Сигнализация верещала, пока он не набрал нужный код. Он запустил двигатель и уехал. Я следил за ним, укрывшись за бронзово-коричневым «доджем»-пикапом. На бампер его машины был приклеен малозаметный стикер. Я успел прочитать: «Мафия вас подвезет». Наверное, это была единственная машина во всем Нью-Йорке, для которой шутка обернулась правдой.

Пока я следил за выходцем из тени, он переменил позу. Сперва он сидел, закинув ногу на ногу, потом поставил их рядом, потом снова перекрестил, потом поднял глаза от газеты и оглядел улицу, словно бы в поисках вдохновения. Похоже, кроссворд был ему не по зубам. Он поводил ручкой над газетой, но даже не попытался ничего написать. Взгляд его на миг остановился на мясной лавке, но я заранее потрудился встать так, чтобы он ни в коем случае не смог меня увидеть. Над этим окном висела «маркиза», тень надежно скрыла меня от него.

Если он не соратник моего посетителя, а в этом я почти уверен, то он представляет серьезную угрозу. Он точно не член международного клана выходцев из тени — он не из банды ЦРУ, не из шайки ФБР, не из клуба М-15, не из конторы бывшего КГБ. Все они действуют куда более профессионально и в своем роде куда более очевидно. Он не может быть полицейским-иностранцем. Те всегда разгуливают парами, как монашки, а он один. В этом я совершенно уверен. Он не итальянец. Он не так выглядит, не так себя ведет, не так одевается.

Кто же он тогда, черт побери?

Как и в прошлый раз, я захватил припасы для пикника: две бутылки охлажденного «Асприньо» — букетом он похож на «москато», но frizzante[67]; каравай деревенского хлеба — пухлый круг пропеченного теста; пекорино не каждому по вкусу, очень уж духовитый, так что я взял два шарика моцареллы, сто пятьдесят граммов проскутто, сто граммов пармской ветчины, большую банку зеленых оливок без косточек; как и тогда — термос сладкого черного кофе. На сей раз я сложил еду не в рюкзак, а в плетеную корзину. Чем-то мы будем похожи на актеров из «Комнаты с видом» — мой посетитель и я.