Мой неверный однолюб - Владимир Колычев

Кирилл ставил ее перед выбором. Фактически он снова покупал ее. Катя пожала плечами. Клеймо рабыни ей не поставят, в реестр крепостных не внесут. Ее долг – всего лишь условность, именно это Кирилл и дает понять. Но условность эта все же создает рамки. Если Катя хочет возвратить долг, она должна жить с Кириллом, работать с ним. А что плохого в том, чтобы жить с ним в его прекрасной квартире? А о карьере эстрадной певицы мечтают миллионы девушек. Тем более что долги нужно возвращать… Кирилл предлагал ей золотую клетку, но дверцу оставлял открытой. А если в этой клетке будет удобно, зачем из нее вылетать?

– А если я не уйду, ты вытащишь Аркашу?

– Есть вариант, – кивнул Кирилл.

– И для меня есть вариант?

– Только один. Ты живешь со мной, ты работаешь на меня. Или не работаешь. Если я в тебе ошибся. Возможно, я преувеличил твои вокальные данные.

– Ты можешь меня проверить, – нахмурилась Катя.

Она не рвалась на эстраду, не мечтала быть певицей, но раз уж выпал шанс, то хвататься надо за него двумя руками. И она докажет, что Кирилл может рассчитывать на нее.

Кирилл не торопился ее проверять. Он вернулся к столу, они пили вино, только через какое-то время он предложил ей спеть. А потом Катя вдруг оказалась в его постели… Не хотела она, чтобы все произошло так быстро. Но это произошло.

На войне смерть ходила в полный рост, уверенным шагом, косой махала широко. А по тыловому госпиталю она кралась на цыпочках. От ран, не совместимых с жизнью, здесь умирали нечасто. А Паше смерть и вовсе не грозила. Он здесь на реабилитации, после плена. Военно-врачебная комиссия должна вынести решение о его пригодности к дальнейшей службе. Он-то готов служить дальше, но у его жены на этот счет другое мнение.

Не захотела Ирка остаться вдовой, заставила брата заплатить. Подъехали люди из Конашево, подвезли деньги, а на следующий день Пашу выбросили у блокпоста.

Как оказалось, в списке дезертиров он не числился. Его считали без вести пропавшим. Также Паша узнал, как было дело. Чеченцы взрывом отвлекли внимание группы, не позволили прийти на помощь им с Игорьком, которого также, судя по всему, пытались похитить. Но не похитили, потому что он смог оказать сопротивление. Тогда его просто убили. А Пашу вывезли в горы. Все просто. А если бы не выкуп, было бы еще проще. Забили бы до смерти, отрабатывая удары, и вся недолга. А может, зарезали бы как барана…

Но его выкупили. Мало того, Ирка уже подмазала кого надо, и Пашу вот-вот комиссуют. Он мог бы махнуть рукой на все и вернуться в свою родную часть. Но его полк уже в глубоком тылу, а так не хотелось втягиваться в тупую рутину армейских будней. Тем более что этим бегством от финансового долга перед семейством Сорокиных не избавиться. Алик заплатил за него кругленькую сумму, а Ирка требует, чтобы он возвратился в семью.

Но заседание комиссии еще только будет, Ирка где-то далеко, а Паша в госпитале, где тепло, светло, и мухи не кусают. А еще здесь хорошенькие медсестры.

Паша приметил одну, к ней в процедурную он и заглянул. Люда сидела за столиком, что-то читала. Время послеобеденное, вроде как «тихий час».

– Тебе чего? – спросила она, с интересом глянув на Пашу.

Худенькая она, скорее сутулая, чем стройная. И угловатая. Лицо плоское, глаза маленькие, носик пуговкой, зато губки бантиком. Сочные губки, зовущие… Не красавица она, но было в ней что-то притягательное. Тем более на безрыбье и рак русалка…

– А что ты можешь предложить? – спросил Паша, приближаясь к ней.

– Не «ты», а «вы». – Люда поднялась ему навстречу.

– Но клизму-то вы не предлагаете, – улыбнулся он.

– Могу и предложить.

– Поздно.

Паша стоял практически вплотную к ней. Люда зачарованно смотрела на него. И недовольство в ее взгляде, и удивление, но восторга куда больше. Паша смог ее ошеломить. Ну так на это он и рассчитывал. И подъехал к ней не с пустого места. Люда уже давно обратила на него внимание, частенько задерживала на нем взгляд. И смущалась как девочка, когда он смотрел ей прямо в глаза.

– Клизму никогда не поздно…

– Я не могу снять штаны перед дамой.

– Я сама могу их снять.

Паша удивленно и с иронией повел бровью, и Люда осознала свою оплошность.

– Ну, для клизмы, – кивнула она.

– Померяйте мне лучше температуру. Я весь горю.

– Температуру?

– Можете губами. Ко лбу.

– Губами?

– Я помогу.

Паша смело обнял ее рукой за талию и поцеловал в губы. Движение вроде бы простое, но понадобилось усилие над собой, чтобы проделать его уверенно и без колебаний. Даже легкое замешательство могло привести к катастрофе. Но Люда почувствовала его решимость и не смогла перед ней устоять. Их губы слились в поцелуе.

Она уже обмякла в его объятиях, когда вдруг открылась дверь. Медсестра встрепенулась, оттолкнула его, но было поздно. В процедурную, наливаясь гневом, входила Ирка. Глядя на нее, Паша не мог поверить, что перед ним его ровесница. Выглядела она лет на тридцать, а то и больше. И растолстела, и обабилась.

– Стучаться надо. – Паша недовольно глянул на нее.

– Что?! – Ирка возмущенно вытаращилась на него.

– У нас процедуры!

Паша взял жену за руку с таким видом, как будто собирался выставить ее за дверь. Но в коридор он вышел вместе с ней. Зачем усугублять ситуацию? А Люда никуда не денется. В следующий раз они запрут дверь.

– Собирайся, мы едем домой, – сказала Ирка.

– Как собирайся? – опешил он.

– Можешь даже попрощаться со своей шлюхой! – съязвила она.

Прощаться с Людой Паша не стал, но в тот же день вместе с Иркой отправился домой. Она взяла билет в спальный вагон, их ждало двухместное купе. У Паши возникло чувство, что он оказался в зиндане, сбежать откуда можно было только на тот свет.

– У тебя сегодня нет процедур? – спросила Ирка, сев перед ним.

Отец у нее миллионер, брат еще богаче, а одевалась она как колхозница. Плащ, платье, сапоги – все новое, но такое серое и безвкусное. А колготки – так и вовсе жесть. Толстые, шерстяные, темные. Ощущение такое, что на ней панталоны с начесом. Как у бабы, которая на холоде торгует семечками.

– Я сегодня возвращаюсь с войны. – Паша лег и закрыл глаза. – Я устал и хочу спать.

Ира подсела к нему, положила руку на живот. Чем вызвала оскомину на лице.

– Будем считать, что твоя медсестренка осталась на передовой.

– Зато твой медбрат никуда не делся.

– Это ты про Алика?

– Нет, я про презерватив из твоей сумочки. С кем ты трахалась, когда уезжала к родителям? – Паша открыл глаза и воткнул в жену твердый острый взгляд.