Злые происки врагов - Варвара Клюева

— Значит, у нее крепкие нервы. Но я не сомневаюсь: звонок — ее рук дело. Она вот уже несколько лет вертится около меня, чего-то вынюхивает.

— Ты ее видела раньше? Где?

— Догадайся! На пороге у моей персональной шпионки Софочки.

Глава 15

Визит на Ярославскую улицу подействовал на Андрея Санина, как допинг. Вернулся охотничий азарт, почти покинувший его за неполные три недели, которые прошли со дня гибели Метенко — последней жертвы зловещего В. Сразу после ее смерти Андрей, забросив служебную текучку, самовольно включился в состав опергруппы чужого округа — опрашивал знакомых, соседей, бывших коллег жертвы (до отъезда в Израиль Метенко работала в отечественной архитектурной фирме), показывал ее фотографию работникам заведений, упомянутых в дневнике другой жертвы — Уваровой, искал точки пересечения жизненных путей четырех погибших женщин. Но все впустую. Время шло, а убийца по-прежнему оставался бесплотной тенью, злым духом с единственным инициалом вместо имени. Лишь блокнот, найденный в парке неподалеку от места убийства, выдавал его материальную сущность.

«Но теперь дело, похоже, сдвинулось с мертвой точки, — думал Санин на бегу к метро „Алексеевская“. — Или я ничего не понимаю, или смерть Анненского — единственного человека, знавшего о гонораре Клюевой, на совести моего В. А если так, то искать голубчика нужно среди хороших знакомых убитого. Малознакомых людей юристы в свои профессиональные дела не посвящают».

Выйдя из метро, Санин, не чуя ног, помчался на работу. Полистав служебный справочник, он позвонил на Петровку в отдел умышленных убийств. После шестого длинного гудка Андрей догадался посмотреть на часы и выругался. В такой час застать госслужащих на рабочем месте равносильно чуду. Разве что дежурный откликнется. На девятом гудке трубку сняли. Санин осведомился, нельзя ли поговорить с кем-нибудь из оперативников, ведущих дело Анненского.

— Сейчас погляжу, — с сомнением ответил неизвестный на том конце.

Минут пять Андрей прислушивался к слабому шороху помех, а потом жизнерадостный голос гаркнул ему в ухо:

— Майор Халецкий. С кем имею честь?

Санин представился, тоже назвав звание и должность.

— Стало быть, коллега? — обрадовался Халецкий. — Тогда переходим на «ты», добро? Я — Борис. Парень я простой и церемоний не люблю. Так что за нужда, коллега, сподвигла тебя побеспокоить в столь неурочный час многострадальную московскую уголовку?

Санин подумал, что для простого парня его собеседник выражается как-то уж слишком вычурно, и несколько растерялся, не зная, поддержать ему шутливый тон или это будет недопустимой вольностью в разговоре с незнакомцем, который старше его и по возрасту, и по званию.

— Не мнись, парень, — подбодрил его Халецкий. — Выкладывай как на духу, что у тебя наболело.

— У меня есть подозрение, что смерть Анненского связана с рядом убийств, одно из которых я расследую.

Халецкий присвистнул.

— С целым рядом? Не слабо! А поподробнее можно? Хотя подожди, лучше не по телефону. Давай встретимся через час на Трубной. Там есть неплохое кафе, цены, правда, тоже недурны. Успеешь добраться?

Cанин сказал, что успеет, спросил название кафе и уже хотел повесить трубку, когда ему пришла на ум свежая мысль.

— Подожди, Борис! Ты не мог бы захватить с собой что-нибудь, написанное рукой Анненского? И еще, если можно, список его знакомых.

Халецкий снова присвистнул.

— Если я займусь составлением списка, мы увидимся на будущей неделе, не раньше. Помимо широкой юридической практики у Юрия Львовича имелись многочисленные хобби, скажем так, светского характера. Учитывая количество знакомых, его истинным призванием были связи с общественностью. Даже на снятие ксерокопий с его еженедельников и записных книжек уйдет полный рабочий день, а наша волшебница Ниночка заканчивает творить свои добрые дела строго в восемнадцать ноль-ноль. Ладно, сделаем так: несколько фамилий я, так и быть, начертаю собственной белой ручкой, а завтра озадачу Ниночку. Добро?

— Спасибо, — поблагодарил Санин и бросился к двери, но на полпути сообразил, что если у Анненского и впрямь такое дикое количество знакомых, то в одиночку собрать образцы их почерка для сверки с уличающим документом будет затруднительно, и вернулся, чтобы сделать несколько ксерокопий со списка из блокнота В.

В кафе на Трубной Андрей долго озирался по сторонам, пытаясь определить, кто из посетителей может быть Халецким, и ругая себя за то, что не догадался спросить коллегу, как им узнать друг друга. Минуты через три кто-то хлопнул его по плечу. Обернувшись, Санин увидел невысокого крепыша с темным венчиком волос, вьщихся мелким бесом вокруг плеши на макушке.

— Андрей? — спросил коротышка и, получив в ответ кивок, уточнил: — Лейтенант Санин? Могу я взглянуть на удостоверение?

Санин показал документ, Халецкий махнул своим, после чего они переместились за угловой столик.

— Стало быть, лейтенант? — пробормотал Борис, усаживаясь. — А на вид тебя и за курсанта не примешь. Ладно, ладно, не хмурься, я любя. Ну, здравствуй, племя молодое, незнакомое!

Они заказали по паре пива, жареную картошку и баранью отбивную. Пиво принесли сразу.

— Рассказывай, — сказал Халецкий, хлебнув пены.

Санин начал с самого начала — со смерти Уваровой, тело которой нашли тинейджеры в парке. Подробно перечислил все факты, указывающие на самоубийство, потом рассказал о дневнике, найденном троюродной сестрой покойницы, о своих безуспешных попытках добраться до таинственного В. через знакомых Уваровой, о других похожих самоубийствах, которые он раскопал в оперативных сводках за последние несколько месяцев, о своих мытарствах в поисках хоть одного сведущего свидетеля. Наконец добрался до убийства Метенко и блокнота, найденного рядом с местом преступления.

Тут как раз подоспело горячее. Пока девушка расставляла тарелки, они молча курили, а когда та отошла, Халецкий протянул руку за списком.

— Та-ак! — сказал он, смачно раздавив сигарету. — Расторопная Варвара успела влезть и сюда. Теперь Песич точно свернет ей шею. — И, поймав недоуменный взгляд Санина, пояснил: — Песич — это наш боевой командир. Варвара… О, про Варвару нужно рассказывать долго!

— Я бы не возражал послушать, — робко сказал Санин.

Халецкий бросил на него острый взгляд.

— Ого! Вижу, ты уже познакомился с мадемуазель. Хотя я мог бы и сразу сообразить — как бы иначе ты узнал об Анненском? Что, зацепила тебя барышня? Да ладно, не красней, я шучу. Мне понятен твой интерес, я и сам был заинтригован, когда с ней познакомился. Было это… да, два с половиной года назад. Нас познакомил мой соратник, Федька Селезнев. Хороший парень, но сно-об! У нас в отделе народ все больше простой, мы университетов не кончали, а Федюня у нас интеллигент — из самого что ни на есть МГУ выходец. Он нашей дружной компашки сторонился, всякими там «будьте любезны» и «премного благодарен» дистанцию держал. А тут вдруг врывается к нашему Песичу в слезах и соплях и переходит на родную русскую речь. Невесту, говорит, у меня в Питере похитили, и, если ты, гад ползучий, меня туда не отпустишь, я сдам тебя в ближайший общепит на свинину. Песич, старый матерщинник, натурально, теряет дар речи и машет ручкой — дескать, езжай, голубь, езжай! Потом звонит мне Селезнев из Питера и просит, нормально так, без всяких цирлих-манирлих: «Помоги, брат! Я тебе по гроб жизни буду обязан». Ну, помог я ему, чем сумел. Спас он свою барышню. «Давай, Федя, возвращай должок, — говорю я ему. — Веди меня в ресторацию и знакомь со своей невестой». Он смутился чуть не до слез. Понимаешь, говорит, какое дело, Семеныч… Познакомить-то я вас познакомлю, да только она мне никакая не невеста. Это я Песичу лапшу на уши вешал, чтоб отпустил. «Вот те раз! — говорю. — Темнишь ты что-то, Михалыч. Чего ж ты так убивался, если она тебе не невеста?» Этого, говорит, я тебе объяснить не могу. Вот увидишь ее, может, сам проникнешься, поймешь.