Забытое убийство - Марианна Сорвина

На премьеру откликнулась не только газета пангерманистов «Tiroler Tagblatt», назвавшая пьесу Краневиттера «блестящим успехом»[256], но даже газеты других краев Австрии. В «Prager Tagblatt» критик Вайнерт утверждал, что Краневиттер «не только изобразил события со скрупулезной исторической точностью, но и передал специфику характера Хофера с поразительной честностью»[257].

Но после премьеры в Национальном театре в конце 1901 года «Андре Хофера» запретили, и это вызвало негодование друзей и сторонников Краневиттера. Волна возмущения докатилась и до Вены.

Критик Генрих Глюксман писал на страницах «Wiener Morgen-Zeitung», что «Андре Хофер» «это не только пример мастерской драматургии, в которой содержание и форма находятся в гармоничном единстве, но и возвышенная поэма истинного патриотизма»[258].

Пользуясь своим правом члена Имперского Совета, вице-мэр Инсбрука Эдуард Эрлер выступил в Палате представителей с решительным протестом против запрещения постановки[259]. В «Scherer» появились две карикатуры под названием «Тень Хофера»[260].

Четыре сатирических стихотворения, напечатанные под ними, были вырезаны и конфискованы цензурой. Антон Ренк писал в «Ostdeutsche Rundschau»: «Они хотят присвоить себе единоличное государственное право на нашего национального героя и превратить его в фигуру из официальной литературы – этакого государственного ветерана. К сожалению, есть писатели, которые по указке полиции именно так и поступают. Мы требуем, чтобы это был наш Андре Хофер – немецкий фермер, а не персонаж официального кукольного театра и стопроцентный патриот»[261].

Борьба за постановку Краневиттера – это превосходный пример сплочения всех прогрессивных сил и всей оппозиционной культурной интеллигенции. Под давлением сторонников драматурга «Андре Хофер» был возвращен на сцену 5 октября 1902 года, хотя некоторые моменты из пьесы все-таки вырезали.

Хольцнер отмечает, что, несмотря на непривычное, отнюдь не героическое изображение Краневиттером тирольской национальной борьбы, а также на жесткую критику произведения драматурга, резонанс, который вызвала эта пьеса, был огромен. Известно, что герцог Георг II Саксен-Мейнинген, проезжая через Инсбрук, купил книгу Краневиттера в магазине и поставил пьесу в своем театре[262].

Об этом театре и о самом правителе германского герцогства невозможно не сказать несколько слов. Театром Мейнингена руководили Георг и его третья жена, актриса Элен Франц, которую не приняла родня князя.

После ранней смерти Шарлотты, первой супруги князя, женщины редкой красоты, обаяния и чувства юмора, он был женат снова, но неудачно: его вторая жена, красивая и воспитанная аристократка, ни умом, ни интересом к искусству не отличалась, попросту говоря, была недалекого ума. Поэтому после ее смерти герцог Георг не испытывал желания вновь искать себе по наущению родни еще одну родовитую женщину, а женился на театральной актрисе, рассчитывая обрести единомышленницу.

Несмотря на презрение двора и колкие замечания в адрес «княгини со скотного двора», их брак оказался очень удачным. Все это объясняет большой интерес великого князя Мейнингена к крамольной пьесе Краневиттера: он сам не был человеком традиций и условностей, и привлекали его именно вызов и бунтарство, отвечавшие его собственным протестным настроениям.

* * *

Краневиттер не всегда разделял взгляды своих соратников. Он расходился с Хаберманом, Валльпахом и Ренком в том, что касалось национальной непримиримости. Но общие цели и критика режима всегда соединяли их под знаменем Адольфа Пихлера и борьбы за Тироль.

Драматург прожил долгую жизнь. Свою верную супругу Мари он пережил всего на два года и умер от воспаления легких в 1938 году в своем доме в Нассерете. Краневиттера похоронили на Западном кладбище Инсбрука (участок P/25) неподалеку от его молодых товарищей – Августа Пеццеи и Антона Ренка, такова была его воля.

Помимо пьес он оставил дневники, эссе, литературоведческие исследования. Последние показали, что из всей плеяды «Scherer» именно Краневиттер обладал в наибольшей степени рациональным научным умом и способностью к объективному анализу. Ему принадлежит множество биоблиографических книг, мемуаров и статей о творчестве его товарищей – Пихлера, Йенни, Хабермана, Ренка, Даллаго и других.

Нацисты, придя к власти в Австрии через два месяца после смерти драматурга, вначале попытались сделать Краневиттера своим «националистическим знаменем», борцом за оздоровление нации и чистоту германской идеи, но потом, вчитавшись в его тексты внимательнее, объявили его представителем «деструктивного искусства».

Как можно заметить, «люди «Scherer»» были не какой-то подпольной организацией единомышленников или сектой единоверцев, но яркими, одаренными и совершенно самостоятельными личностями, рано заявившими о себе и оставившими огромное культурное наследие.

Невозможно не заметить и другое: в число сотрудников «Scherer»» входили люди разного возраста, разного социального происхождения, разных взглядов и даже разных национальностей. Те из них, кто дожил до Второй мировой войны, пошли разными путями, порой противоположными. Но в начале XX века их сблизило критическое отношение к действительности и переосмысление консервативных, изживших себя ценностей. Низвергая прежние консервативные ценности верноподданнического и католического мира, его историко-патетические идеалы, «младотирольцы» часто расходились во взглядах. Франц Краневиттер и Рудольф Кристоф Йенни выступали против сотрудников самой газеты и против националистических высказываний на страницах «Scherer». Нередко они нападали и на издателя с его «шёнерианскими» лозунгами и ксенофобией.

Хаберман злился и кричал:

– Стервятники! Налетели! Доживите до моего юбилея, вот тогда и критикуйте!

– Карл, какой юбилей? Тебе всего тридцать семь.

– Когда-нибудь же мне исполнится пятьдесят. Тогда можете оценивать мой жизненный путь и мои ошибки! Итожьте, итожьте! И вообще, делайте что хотите!

До своего юбилея Хаберман не дожил, но оказался прав: после его смерти, не выждав и полугода, «критики» и «стервятники» слетелись к его еще не остывшему телу, чтобы сказать о нем все, что не было сказано при его жизни.

Помимо традиционного уравновешенно-сухого некролога в газете «Innsbrucker Nachrichten» и восторженного панегирика в национал-либеральной «Tiroler Tagblatt» появились и статьи совершенно удивительного содержания. Удивительного по своей оскорбительной тональности, учитывая трагичность обстоятельств. Особенно поражает посмертная биография Хабермана в агрессивной католической газете «Neue Tiroler Stimmen», она выглядит, мягко говоря, не совсем прилично. Историки прессы упоминали об «агрессивном характере» этого издания.[263] Воинственный характер статьи не вызывает сомнений.