Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена - Уильям Стирнс Дэвис

Наконец, сенаторам присваивался аристократический титул, причем формально они имели право требовать, чтобы к ним обращались с присовокуплением этого титула[137] – vir clarissimus – нечто вроде «ваше великолепие». Грация, как и каждая жена сенатора, являлась femina clarissima; и даже к ее маленьким сыновьям посторонние должны были напыщенно обращаться как к pueri clarissimi. Простые люди, расступившиеся перед паланкином сенатора, его титул воспринимали как наивысшее счастье.

Хотя политическое значение сената постепенно снижалось, а императоры – всего только смертные существа – «приходили и уходили», но существование великой, гордой, богатой земельной аристократии казалось вечным. Монархи всегда правили успешно, если могли опереться на ее преданность и поддержку, но некоторые властители низвергались (зачастую в результате удара кинжалом) и оставались в истории «тиранами», если заслуживали ее ненависть. В империи с численностью населения около 100 млн человек 6 тыс. членов сената образовывали вершину общественной пирамиды. Как прекрасно быть сенатором.

Недостаточная квалификация и подготовка докторов. Жившие в Риме люди заболевали столь же часто, как и в любом другом городе, но искусство врачевания не слишком продвинулось вперед по сравнению с уровнем Древних Афин времен Асклепия, то есть примерно за 500 лет. Большинство даже самых успешных докторов были вольноотпущенниками и почти все носили греческие (или иногда египетские) имена. Никаких экзаменов для получения звания медика не существовало. Любой человек, который не преуспел в других сферах деятельности, свободно мог объявить себя врачом и извлекать деньги из страждущих ближних. В городе проживало множество «хирургов» и «терапевтов», которые совсем недавно были сапожниками, плотниками, кузнецами, и кто-то из них, возможно, продолжал совершенствоваться – на стороне – в своем прежнем ремесле. Шести месяцев оказывалось вполне достаточно, чтобы нахвататься медицинского жаргона, работая учеником у какого-нибудь опытного доктора; а после этого – пусть поберегутся бедняги больные.

В такой обстановке статус медика неотвратимо падал. И совершенно справедливо Плиний Старший жаловался на докторов: «Любой человек с хорошо подвешенным языком получает право на нашу жизнь и смерть, как будто бы тысячи и тысячи людей не жили без врачевания в течение шести тысяч лет, с основания Рима [и до появления первого врача]». Существование такой группы людей неизбежно в любом обществе, и если они терпели фиаско в выбранной ими сфере занятий, то становится понятной эпиграмма Марциала: «Диалус был врачом, а теперь он стал гробовщиком. Наконец-то он стал приносить больным людям пользу тем единственным способом, на который он способен».

Высший класс врачей. Тем не менее далеко не все врачи Рима являлись шарлатанами. И если одни из них руководствовались по большей части несовершенными теориями, то другие были людьми с большим опытом и острой проницательностью. Больной, способный надеяться на лучшее, не должен сдаваться и предаваться отчаянию, если только его случай и в самом деле сложный и трудно поддается лечению. Знаменитые исцеления вошли в анналы истории, как, например, случай с Августом, жизнь которого была спасена в момент особого обострения болезни методом «лечения холодной водой» – его применил доктор, весьма умудренный вольноотпущенник Антоний Муса. Спасение столь могущественной жизни оказало влияние на мировую историю.

Врачи различной квалификации, в том числе и не самые образованные, разумеется, имелись во всех городах и в больших количествах. Любой привилегированный город содержал целое сообщество врачей, к которым могли свободно обращаться все страждущие граждане, и общественные hiatreia – хорошо освещенные просторные залы для приема пациентов и бесплатной раздачи лекарств[138]. В армии каждая когорта имела в своем штате четырех врачей, а в более крупных соединениях группу медиков возглавляли старший медицинский офицер, при организации же лагеря римской армии за соблюдением санитарных мер строго следили римские военные эксперты.

При императорском дворе archiatr («старший доктор») был высокооплачиваемым и весьма важным сановником. Между ним и несчастными врачами-рабами, пользовавшими своих сотоварищей в частных familiae, существовало, конечно, довольно много промежуточных градаций. Большинство врачей, разумеется, практиковали за гонорары, хотя в Риме имелась также система бесплатных клиник и пунктов выдачи бесплатных лекарств, во главе которых в каждом из четырнадцати районов города находился особый общественный врач.

Модные врачи. Доктора весьма высокой квалификации – Симмаха – всегда вызывал к себе в дом Кальв, когда серьезно заболевал кто-либо из его собственной семьи. Этот доктор держал одну из самых модных врачебных практик в Риме, и его ежегодный доход был разве что немногим меньше, чем у Квинтия Стертинуса, гонорары которого во дни правления Клавдия приносили ему 600 тыс. сестерциев (24 тыс. долларов) в год. Врач высокого уровня не выставлял своим клиентам ежемесячные счета, а ожидал платежа от них один раз в год – на 1 января. Кроме того, он рассчитывал на значительную долю наследства, если его постоянный клиент уйдет от него и умрет.

Врачи более низкой квалификации были, однако, куда менее деликатны. О них известно, что они выставляли счета на необоснованные гонорары, очень долго возились с легко излечимыми болезнями, требовали возмутительно большие суммы за вполне обычные лекарства и использовали к своей выгоде каждую положительную перемену в состоянии больного.

Доктор Симмах, несомненно, не опускался до всех подобных выходок. Он был прекрасно воспитан и вел себя как истинный джентльмен. Его визиты занимали столько времени, сколько это было необходимо для излечения пациента. Он никогда не стал бы ошеломлять пациента неприятным известием и всегда придерживался максимы, сформулированной еще Гиппократом: «Излечение зависит от трех вещей: больного, его болезни и пользующего его врача». Также он помнил о том, что задача врача заключается в том, чтобы помочь больному самому справиться со своей болезнью. И хотя анатомические теории Симмаха могли бы привести в ужас его коллег из последующих эпох, а некоторые из применявшихся им лекарств были довольно грубыми, он часто достигал прекрасных результатов, особенно в тех случаях, когда психическая терапия не помогала.

Подобный доктор имел у себя набор хирургических инструментов – столь же хороший, как и любой другой, по крайней мере во времена до Великой французской революции, – и, разумеется, он знал, как применять их наиболее эффективно. Он мог уменьшить боль во время операции или погрузить пациента в сон соком мандрагоры или атропином. Наиболее тонкие операции, однако, он поручал делать узким специалистам. Были хирурги, успешно специализировавшиеся на операциях по устранению грыж и свищей, удалению камней мочевого пузыря, справлявшиеся с очень опасными переломами конечностей. Имелись специалисты и более низкой квалификации, которые могли удалить или запломбировать больной зуб, устранить излишние волосы, а один довольно пожилой врач получал чрезвычайно крупные гонорары, устраняя выжженные клейма с тел бывших рабов, ставших богатыми вольноотпущенниками.